— Эх, ну ладно. В другой раз. Но только не задерживайтесь, потому что…
Мать резко оборвала его.
— Мистер Джонс, вы могли бы завтра пойти на работу чуть раньше?
— Думаю, да.
— Если погода будет хорошей, мы могли бы выпить по фруктовому коктейлю. Я делаю неплохие фруктовые коктейли.
Готов был поспорить, что так и есть. Кроме того, это позволит ей не запускать незнакомца в дом.
— Вы придете? — спросил Майк. — Будет здорово.
— С удовольствием. Еще и захвачу с собой пакет выпечки из булочной.
— О, вовсе не обязатель… — начала она.
— Меня это не затруднит, мэм.
— О, — она словно вспомнила что-то. — Я же не представилась, да? Меня зовут Энн Росс.
Она протянула руку.
— Я бы ее пожал, миссис Росс, но я и вправду не очень чистый, — я показал ей свои ладони. — Боюсь, змея я тоже запачкал.
— Вам… тебе надо было пририсовать Иисусу усы! — крикнул Майк и вновь зашелся в смехе, который перешел в приступ кашля.
— Ты слишком ослабил бечеву, Майк, — сказал я. — Подкрути чуть-чуть.
И, когда он принялся наматывать бечеву на катушку, я в последний раз потрепал Майло и пошел вниз по пляжу.
— Мистер Джонс, — окликнула меня Энн Росс.
Я обернулся. Она стояла прямо, задрав подбородок.
Мокрая от пота рубашка прилипла к телу, и я убедился в том, что у нее отличная грудь.
— И я, вообще-то, мисс. Но поскольку мы уже должным образом представились друг другу, можете звать меня Энни.
— Хорошо, — я указал на ее футболку. — Что за «турнир»? И почему «в положении лежа»?
— Это стрелковая позиция, — сказал Майк.
— Сто лет уже этим не занималась, — ответила она тоном, не предполагающим развитие разговора.
Я не возражал. Мы с Майком обменялись прощальными взмахами. Он улыбнулся. Улыбка у него была классная.
Через сорок или пятьдесят ярдов я оглянулся. Змей опускался, но ветер все еще играл с ним. Они смотрели на него — мальчик и его мать, положившая ему руку на плечо.
Мисс, подумал я. Мисс, а не миссис. Жил ли в большом викторианском особняке с семьюдесятью спальнями какой-нибудь мистер? Я его ни разу не видел, но это ничего не значит. Хотя не было, наверное, никакого мистера. Они жили вдвоем.
Сами по себе.
От Энни Росс я следующим утром не получил никаких разъяснений, зато многое узнал от Майка. А еще я получил отличный фруктовый коктейль. Она сказала, что сделала йогурт сама, и он был прослоен свежей клубникой — Бог знает, откуда взявшейся. Я принес круассаны и кексы с черникой из «Булочной Бетти». Майк не стал есть выпечку, зато выпил свой коктейль и попросил второй. Судя по тому, как отвисла челюсть у его мамы, это было выдающееся событие. Но, как мне показалось, в хорошем смысле.
— А ты точно осилишь еще один?
— Ну, может, половинку, — ответил он. — А что такое, мам? Сама же говоришь, что свежий йогурт помогает работе кишечника.
— Не думаю, что стоит обсуждать твой кишечник в семь утра, Майк.
Она встала, затем бросила на меня неуверенный взгляд.
— Не волнуйся, — бодро сказал Майк. — Если он начнет меня лапать, я науськаю на него Майло.
На ее щеках проступила краска.
— Майкл Эверетт Росс!
— Извини, — сказал он. Непохоже было, что ему стыдно. Глаза его сияли.
— Не передо мной извиняйся, а перед мистером Джонсом.
— Прощаю, прощаю.
— Вы присмотрите за ним, мистер Джонс? Я ненадолго.
— Да, если будете называть меня Девин.
— Договорились.
Она торопливо пошла по дорожке, остановившись разок, чтобы оглянуться на нас. Думаю, она почти решила вернуться, но в конце концов перспектива впихнуть побольше здоровой еды в своего болезненно худого мальчика перевесила, и она пошла дальше.
Следя за тем, как она поднимается на задний двор, Майк вздохнул:
— Теперь придется его съесть.
— Ну да. Ты же вроде сам попросил?
— Только чтобы спокойно с тобой поговорить. Я, конечно, ее люблю, но она вечно вмешивается. Как будто моя болезнь — какой-то позорный секрет, который мы должны скрывать.
Он пожал плечами.
— У меня мышечная дистрофия, только и всего. Поэтому я в инвалидном кресле. Я могу ходить, но эти костыли и скобы — такая морока.
— Мне очень жаль, — сказал я. — Паршиво это, Майк.
— Наверное. Но я болею, сколько себя помню, так что какая нафиг разница. Только это особый вид — мышечная дистрофия Дюшенна. Большинство ребят, у кого она есть, откидывают коньки до двадцати лет или чуть за двадцать.
Ну и скажите на милость: что ответить десятилетнему мальчику, который только что сказал тебе, что его смертный приговор уже подписан?