Я медленно обхожу его, высматривая места, где он уже ранен, чтобы использовать их в своих интересах. «Может, ты и прав», — признаю я. «Хотя я и победила тебя вчера, не так ли?» Его лицо багровеет от ярости. «Но, полагаю, у меня не было бы шансов против такого большого парня, как ты, если бы ты не был прикован к этому полу». Я уже знаю о ножевой ране под его левой рукой, которую я ему нанесла, и узнаю аккуратные швы моей невестки. Я замечаю большие фиолетовые синяки над его почками. Глубокую рану на плече и рваную рану на левом ухе. Мои братья действительно были нежны с ним, прежде чем бросили его сюда и оставили мне разбираться с ним.
Я прохожу полный круг, пока не стою перед ним. «Но ты прикован к моему полу». Улыбаясь, я отрезаю его левое ухо и бросаю его на пол к его ногам. Он не кричит и не вопит. Вместо этого он сжимает губы, тяжело дыша и пытаясь удержать всю боль внутри себя.
«И я, кажется, помню, что тебе нужно было держать меня связанной. Я ведь жалкая девочка», — говорю я, пожимая плечами.
«Сука», — наконец выплевывает он. «Ты была мне обещана».
Макс громко рычит позади меня, но я остаюсь сосредоточенной на Викторе. «Но я никогда не была собственностью отца, чтобы он мог меня отдать», — напоминаю я ему, разрезая середину его левого соска и заставляя свежую кровь течь по его груди.
Он кричит, но звук не действует на меня. Я думала, что я буду нервничать, но он даже не заставляет меня дрожать. Я думаю о Моник и о том, как он манипулировал ею. Как, должно быть, испугались моя семья и Макс, когда этот кусок дерьма забрал меня. Эш в больнице. И Генри, который никогда не сможет отомстить сам. Все это бурлит во мне, как маленький вулкан ярости. Я вонзаю нож в свежезашитую рану под его подмышкой, и на этот раз он кричит. «Это было за Эша, ублюдок».
Он бросается на меня, но его цепи удерживают его. Макс предупреждал меня об этом, о том, как адреналин и инстинкт выживания включаются и могут дать кому-то неожиданный всплеск энергии. Этот придурок сам напросился. Затем я представляю лицо Генри. Ворчливое, но слаще сахара. Генри, которого убили только потому, что он защищал меня.
«А это», — я вонзаю нож в грудь Виктора, — «за Генри, ты, извращенный больной мудак».
Он ревёт от злости, боли и поражения, и я делаю несколько шагов назад, натыкаясь на Макса. Он обнимает меня, и я понимаю, что дрожу.
«Ты так хорошо справляешься, детка», — говорит он мне на ухо. «Но этот человек обучен переносить физическую боль. У меня есть гораздо лучший способ причинить ему боль. Ты думаешь, ты готова к этому?»
Я смотрю на монстра на полу. «Да».
ГЛАВА 52
Макс
«Моя девушка действительно нечто, правда?» — спрашиваю я Виктора, когда он снова поднимает голову, его глаза сужаются. Кровь льется из ран на его груди и раны на голове, где раньше было ухо.
Он плюет кровью на пол. «Она была мне обещана». Я должен признать, у этого парня яйца размером с валуны, и он может переносить боль лучше, чем большинство мужчин, которых я пытал. «Это делает ее моей».
Я хватаю его за волосы, запрокидываю голову назад. «Твоей? Ты правда так думаешь?»
«Моя!» — рявкает он, его тело сотрясается, когда он пытается вырваться из моей хватки и дергается в цепях, которые его сковывают.
«Нет, Виктор». Подойдя к своей девочке, я хватаю ее за бедра и дергаю к себе. «Она моя. Вся, блядь, моя». Мой член уже наполовину затвердел от того, что Джоуи орудует ножом на Викторе, но от ощущения, как ее тело касается меня, он напрягается, как железный прут. «Каждый ее дюйм, черт возьми. Разве не так, малышка?»
«Да. Все твое, Макс», — сладко говорит она, одаривая нашего пленника озорной ухмылкой.
Он ругается по-русски, пока я кладу руку ей под платье и просовываю ее в трусики, заставляя ее глаза темнеть от жара. «Каждый». Я засовываю руку глубже в ее нижнее белье. «Блядь». Я зажимаю ее клитор пальцами, и она громко стонет. «Дюйм».
«О, черт, Макс», — шипит она, потираясь о мои пальцы.
Я прижимаю ее спиной к стене и падаю на колени, задираю ее платье и стаскиваю трусики, прежде чем засунуть их в карман. Удовлетворенный тем, что моя спина скрывает ее от Виктора, я раздвигаю ее бедра шире и провожу губами по ее налитому кровью холмику. Она пахнет так чертовски хорошо. Такая готовая для меня. Всегда готовая для меня. Виктор снова ругается по-русски и выплевывает мое имя, словно это яд.