Когда молодой человек повернулся лицом в ее сторону, она узнала его: это был Гермес, сын женщины, которая изредка, когда в семье появляются лишние деньги, приходила к ним помогать по хозяйству. Фигура у Гермеса была просто потрясающая. Их школьная учительница по рисованию наверняка сравнила бы его с Аполлоном Праксителя.
Джулия стояла и смотрела на красивое сильное тело, и в ней поднималась волна раздражения. «Ну и тип, – с неприязнью подумала она, – размахался тут топором у всех на виду!» Ее даже передернуло от отвращения.
Кутаясь в шаль, она вернулась в постель, намереваясь продолжить чтение и больше не отвлекаться на всякую ерунду. Она открыла книгу, стараясь вникнуть в мелькавшие перед слезящимися глазами строчки, но ей трудно было сосредоточиться. Голова гудела, как пустой котел, дышать было трудно, в глазах появилась резь. Она прикрыла воспаленные веки, и тут же перед ее закрытыми глазами возник Гермес, совершенный в своей красоте, как греческий бог.
Джулия снова встала и подошла к окну. Мысль, что она может смотреть на мужчину, оставаясь при этом незамеченной, взволновала ее. Гермес время от времени прерывал работу и вытирал с лица пот.
Несколько дней назад он заходил к отцу, после чего Витторио де Бласко устроил за обедом разнос ее старшей сестре Изабелле.
– Стыдись, лентяйка! – с пафосом говорил он. – Аристократка по крови, ты живешь в культурной среде и не можешь одолеть латынь даже в рамках школьной программы! А вот юноша из нищей, неблагополучной семьи, сын простой малограмотной служанки выучил древние языки так, как я их не знаю, всю жизнь проработав в школе. Вот с кого надо брать пример!
– Если он все знает, зачем же ему с тобой заниматься? – язвительно спросила Изабелла, которая готовилась к экзаменам на аттестат зрелости спустя рукава.
– Затем, что он хочет поступить в университет и получить стипендию – у него ведь нет денег на обучение. А за мою помощь он расчистит наш сад.
Глядя из-за занавески на Гермеса, Джулия вспомнила этот разговор слово в слово, хотя тогда за обедом и не придала ему большого значения. Сердце ее вдруг бешено заколотилось, она поняла, что Гермес ей нравится.
Шмыгая носом и время от времени чихая, она быстро оделась, сбежала вниз и распахнула дверь в сад. Гермес, стоя к ней спиной, наносил по дереву ровные ритмичные удары, и на его плечах под блестящей от пота кожей перекатывались мощные мускулы. Ей пришлось несколько раз окликнуть его, пока он, наконец, не обернулся. Джулии почудилось или в его голубых глазах действительно загорелись радостные искры? Джулия залюбовалась его чудным лицом с правильными, почти классическими чертами, его красивым разгоряченным телом.
– Что тебе? – спросил он, опуская топор.
– Кричу, кричу, а ты не слышишь. Кофе хочешь?
– Не откажусь. – И он улыбнулся ей мягкой ласковой улыбкой. – Позови, когда будет готово.
Подняв топор, Гермес возобновил свой поединок с обреченной сосной, а Джулия, которая все это время теребила от волнения свою косу, вспыхнув, пошла на кухню.
– Иди, готово! – крикнула она через минуту, задетая его спокойным и уверенным тоном.
Гермес надел майку и вошел в дом. Они сели за стол.
– Папа сказал, что тебе уже двадцать, это правда? – спросила Джулия.
Он медленно потягивал кофе, наслаждаясь каждым глотком, и смотрел на нее рассеянно, словно не видя. В эту минуту для него, казалось, не было ничего важнее этой маленькой чашки, наполненной крепким, горячим, ароматным напитком.
– Папа очень хвалит тебя, – не дождавшись ответа, снова заговорила Джулия. – Говорит, что с латынью и греческим у тебя полный порядок.
– Твой отец – добрый человек.
– Нет, правда, если у тебя не было проблем с учебой, почему ты только сейчас получаешь аттестат зрелости?
– Я пошел учиться с восьми лет.
Джулия чихнула в носовой платок, постаравшись сделать это как можно тише и незаметней.
– Почему? – спросила она гнусавым голосом.
– Что почему?
– Почему ты пошел в школу с восьми лет?
– Потому что моей матери было не до того. Да и сам я не горел желанием просиживать штаны в школе.
Мать Гермеса Катерина пила. С помощью алкоголя ей удавалось забыть на время о нищете, о безнадежном положении семьи. Ее муж не вылезал из тюрем, оказываясь там всякий раз из-за пустяковых краж. Трезвая Катерина была доброй женщиной и хорошей матерью, но когда она напивалась, то теряла человеческий облик.