-Как скучно, - сказала Вероника. - Поскорее бы приехал он.
-Лучше скажи: поскорее бы у нас появились деньги.
-Не у нас, а у меня, - поправила его Вероника, - и вообще, ты себя, Гладышев, слишком фамильярно ведёшь. Если я позволяю тебе кое-что, то это вовсе не значит, что я позволяю тебе всё. И потому я запрещаю тебе язвить по какому бы то ни было поводу. Не забывай, пожалуйста. Что Бегемот платит тебе жалование. Это мне он даёт столько, сколько считает нужным, сколько я считаю нужным. А ты свои деньги должен отрабатывать, понял?
-Каким же образом?
-Можешь не корчить рожу, Гладышев. Ты должен отрабатывать эти деньги так, чтобы исполнять мои прихоти и желания, во-первых, а во-вторых, не совать свой нос не в свои дел. А теперь убирайся.
Она выпроводила его из своего номера, и Дима поднялся к себе на девятый этаж.
Зайдя в номер, он плюхнулся на софу и протянул ноги, разбросал руки, пытаясь теперь сообразить, как распорядиться полученной вот так, нежданно-негаданно свободой. Ничего не придумав, он перевернулся на бок, подкатившись к краю дивана, достал из-под него дипломат, открыл его и начал рассматривать его содержимое, потешаясь тому, как он готовился к отъезду в Москву, что приготовил себе в дорогу. Среди прочих ненужных вещей в дипломате лежал кипятильник, пачка чая и банка с кусковым сахаром, половина сухой колбасы, вспотевшая в кульке, начавшая подсыхать четверть буханки хлеба.
Ему захотелось выкинуть всё это разом, но он пожалел, не решился и ещё долго лежал так у края дивана, перебирая бесполезные вещи и продукты.
"Ты, наверное, ехал в Москву, точно готовился к подполью, - с здёвкой подумал про себя Дима, а затем произнёс вслух, чтобы казалось обиднее. - Ну и дурак же ты!" "И вообще, какой болван! - думал он про себя. - Болван, каких мало. Если бы не был болвном, то не позволил бы распоряжаться собой, как пешкой, не дал везти себя в Москву. Да кто тебя вообще трогал? Кто тебя заставлял ехать? Ну и что, что позвонил Бегемот? Мало ли что он сказал! А если бы ему захотелось, чтобы ты сиганул с обрыва или прыгнул в костёр - тогда что? Ты бы сделал и это?! Болван, нет, ты натосящий болван. Ну сказал бы ты этому Бегемоту, что не можешь поехать или просто взял бы, да и не пришёл на вокзал. Так ведь нет же, ты пришёл, как послушная овечка, как тупая овца, которая послушно идёт даже на бойню, не смея перечить хозяину!"
Он вынул из дипломата все вещи. На дне лежала папка с его незаконченной рукописью, над которой он собирался работать в Москве, - теперь он мог только посмеяться над теми дурацкими планами, которые он строил себе на ближайшее будущее, надедясь, что в Москве у него будет столько же свободного времени, сколько и дома.
Дима взял папку в руки. Из неё выпорхнуло что-то белое, закружилось, словно падающий лист растения и опустилось на пол, залетев под софу.
Дима дотянулся до белоснежного лепестка пальцами, ухватил его и поднёс к глазам. Это была визитная карточка издательства.
Как он мог забыть?! У него же в Москве такое важное дело, которое, быть может, перевернёт всю его судьбу.
Димак стремительно вскочил и радостном возбуждении запрыгал по комнате. Потом бросился, схватив в охапку одежду, к зеркалу и спешно принялся одеваться.
"Как хорошо, что я с ней так вовремя поссорился, - радостно думал он про себя. - Нет, кончено же, я не хотел, быть может, только подсознательно, чтобы мы поссорились. Но это, всё же, как нельзя кстати! Мне так нужна теперь свобода!"
Он принарядился как на свидание, ещё раз почистил свой костюм, самые грязные места даже замочил, потерев мокрой щёткой, и, не дожидаясь, пока одежда высожнет, нвакинул сверху свою балоневую курточку и выскочил из номера, стремительно помчавшись к лифту.
Лицо его сияло, окрылённое надеждой.
Глава 6
Всякому мужчине дан инструмент, которым, согласно Писанию, предписывается пользоваться как можно воздержаннее и реже. И всякой женщине дано то, к чему этот инструмент предназначается и тоже, если обратиться опять же к Писанию, в единственном числе.
Однако зачастую мужчины и женщины Писания не знают или стараются не припоминать в самый необходимый момент, позволяя себе слабость и выявляя неспособность сопротивляться греху, напирающему сладостной похотью, и, хотя инструмент и то, к чему он предназнгачается, даны исключительно для продолжения рода, а удовольствие, испытываемое в процессе их соединения, является лишь приложением, призванным стимулировать этот богоугодный процесс, зачастую всё стаивться с ног на голову. Желание испытать наслаждение, да ещё и уклонившись от своих обязанностей родителей, выходит у большинства людей на первое и единственное место, рождая тем самым множество пороков. Дети же всё чаще появляются, как случайное, да к тому же ещё и нежелательное последствие.