— Жахнем, сестра, обязательно жахнем, но потом. — Затем Кетти перевернулась на бок, обратилась к гончьим: — Боевые сестры, враг оказался не из числа тех, кого мы ждали, но мы продолжим придерживаться плана. «Лестные молнии» отправятся вдоль берега и продолжат наблюдение за гостями. В бой не вступаем, корабль в разы больше тех, что мы видели, значит и команда тоже более многочисленна. Держимся в тени растительности, ждём подхода ударной группы и помним слова Командира: «выживаемость в приоритете».
Старшие гончьи, сохраняя тишину, кивнули и стали отползать с хребта назад. Напоследок, как и наставлял Добрыня, старшая Кетти произнесла:
— Один за всех…
Глаза старшей гончьей блеснули, на лице всплыла хищная улыбка, и та ответила:
— И все за одного…
Бойцы федерации рассыпаются в вечно зелёных джунглях. Каждая хищница, как отдельный отлаженный механизм, делает и выполняет исключительно возложенную на неё роль. В кратчайшие сроки главнокомандующий Добрыня, занимавшийся тренировкой молодого пополнения в лагере, ставится в известность. Работы по строительству и реконструкции линии фортификационных укреплений тот час прекращаются. Группы пленных-рабочих отправляются в «новую столицу» — войско федерации на военные сборы. За отдельными отрядами и боевыми группами, которые наблюдали за республиканской крепостью, отправляются гонцы с приказом отступить к главному «укрепленному району». Армия готовится покинуть свой главный форт, и на то время, пока она будет в походе, на плечи отдельных разведывательных и диверсионных групп ляжет оборона «родных стен».
— Командир Добрыня! — в шатёр военноначальника, застывшего над картой, отнятой у республиканцев, вбегает молодая девочка-медоед, назначенная лентяйкой Рабнир своей заместительницей. Рабнир была единственной, кого Добрыня до конца не мог подчинить своей воле. Что бы он ни делал, это строптивое, своенравное, лишённое чести и гордости животное в бытовой и тренировочной деятельности, чихала на его правила и порядки. Если речь не шла о драке и важной, смертельной битве, единственными темами для её мыслей были еда, а также секс с Агтулх Лёхой. Сейчас, когда она вроде как забеременела после очередной самоволки и подкопа в покои малого, всё вообще кратно усложнилось. Добрыни в бою требовалась Рабнир, но по местным законам беременную строжайше запрещено противовольно заставлять идти в смертельный бой. Именно это правило превращало простую беременность в святой долг, ложившийся на племя по защите «Дарующей жизни» матери. Рабнир стала костью в горле у Добрыни. Она требовалась ему для поднятия духа всех медоедов, часть которых, прослышав о том, что сильнейшая и умнейшая (как её называли сами медоеды) не идёт в бой, тупо начинали бунтовать. Физические раны от разгромного поражения на пляже под командованием объединённых племен Чав-Чав затянулись, а вот духовные были свежи и кровоточили. «Не в бою, так рядом!» — требовали медоеды присутствия проблемной Рабнир.
Конечно же, Добрыни не составит труда обратиться к Олай и выдернуть из столицы Лёху, да только завтра ночь Агохлу и Оноха, а это, в свою очередь, создаёт новые сложности. Вместе с малым в сторону грядущего поля боя порядится ехать огромное число баб, включая вчерашних студенток. Скорее всего, сейчас старейшина Олай возьмёт в оборот именно «нянечек». Она уже давно старательно держит воительниц подальше от Алексея, опасаясь его плодовитости. Потому число моментов, когда Олай закрывала глаза на «игры» Лёхи с той же Катькой, нужной в поселении для контроля детей, за последний месяц по донесениям составило аж два раза. А вот с святой целительницей что-то не клеилось. На неё сейчас много работы скинули, Кетти поговаривали, что при личной встрече Мария даже старуху осматривала, подлечивала. Старая ведьма просто боялась, что лучшая целительница в поселении, с родами, может выбыть из строя, а после и вовсе потерять часть своих магических сил, что могут перейти её ребёнку по наследству.
«И о чём эти бабы только думают под час войны?» — копаясь в мыслях и размышлениях своих, забыл о прибывшем медоеде старый солдат.
— Командир Добрыня! — вновь окликнула его молодая медоед.
— А… точно, что ты там говорила? — Наконец-то отвлёкся от карт мужчина.
— Армия построена и к маршу готова! — отчиталась воительница.
— Хорошо, — дед глянул на часы. — В этот раз на две минуты и сорок секунд быстрее, чем в прошлый. Отличная работа!
— Служу Федерации племен! — во всё горло, с улыбкой рявкнула медоед. — Прикажете выступать?
— Выступаем к центральному поселению. — Ещё раз глянув на карту, говорит Добрыня, чем удивляет медоеда.
— Не к лагерю, находящемуся у пляжа? — обсуждать приказы тема медоедов, они, мягко говоря, слегка туповаты. Но вот силы в их руках и телах не занимать, потому подобные своевольности старик спускал им с рук. «Всё же, они ведь ещё совсем девочки…»
— Нет смысла. Если враг или его разведчики увидят всю нашу армию, то непременно испугаются и сбегут. Не забывай, у них есть большой корабль, а значит, они спокойно могут оставаться на нём днями и неделями. Целый месяц они изматывающе могут курсировать от одного пляжа к бухте, дальше и обратно. Нет смысла гонять за ними пехоту. Вместо этого займём положение в центре острова. Пусть солдаты повидают семьи, хорошо отдохнут, детишек своих побалуют, а после, когда станет понятно, где точно будет высадка, тогда туда и отправимся.
— Вы нечто, товарищ герой-силач Добрыня.
Старик недовольно глянул на медоеда.
— Ой, виновата, вы нечто, товарищ герой-силач, командир Добрыня!
«Мда… и всё же медоеды пригодны лишь для отправки самых простых приказов…» — рукой прикрыв разочарование на лице, старик кивнул, а после отдал приказ:
— Выступаем.
Тем временем в столице.
Схватив Рабнир за плечи, чувствуя, что она совсем не в моей весовой категории. Ноги скользят, меня тянет следом за ней, во весь голос требую:
— Рабнир, хватит! Вспомни, чему учил Добрыня: один за всех!..
— Вот я сейчас одна их всех и отмудохаю! — выпустив когти, напирает на Пантеру, Кетти, Гончью и другого медоеда, просто попавшую под раздачу Рабнир. Все эти четверо тяжело дышали, лица их украшали свежие синяки, ссадины и порезы — работа Рабнир. Пантере не понравилось, что я приуменьшил заслуги её подруг и, при этом, возвысил Рабнир; она сделала мне замечание, а моя медоед, приняв это на свой счёт, тут же полезла в бой. Так сказать, защищать «всё моё мужское». Самым страшным в этом являлся факт, что я никак не мог на них повлиять. Подставившись под удар, едва не отхватив по зубам, с трудом оттянул Рабнир, но взявшие передышку девочки, видя, как послушно медоедка отступает, решили ту подколоть. А дальше та вновь вспыхнула, словно факел. В общем, быть в поселении беде, если бы не пришедшая мне на ум идея:
— Десять сезонов без секса! — воскликнул я, и Рабнир вместе с Пантерой, Гончьей и другим медоедом застыли в форме статуй, поглядев на меня округляющимися от удивления глазами. Удивление спустя секунды сменилось ужасом; я увидел, как по неприкрытой спине Рабнир побежала гусиная кожа.
— Э… это за что и кому? — спросила та, кто вообще ни разу со мной не спала, соплеменница Рабнир.
— Тому, кто продолжит драку и оскорблять других, — рявкнул я.
— Да я вообще мимо проходила… — Лицо молодой медоедки стало жалостливым; под глазами той, чьё племя считалось лютыми и непобедимыми варварами, стали наворачиваться слёзы. — У… у меня… ещё вообще не было, а очередь в следующем сезоне. Агтулх Кацепт Каутль, сжальтесь… — Рухнула на колени молодая медоедка. От чего даже Рабнир поморщилась, прижав уши, убрав когти и выйдя из боевой трансформации, тихо произнесла:
— Не надо десяти сезонов, мы всё… — Поглядев на меня своими золотыми, почти что щенячьими глазками, Рабнир дернула ухом, услышав то, что не понравилось ей, внезапно оглянулась на Пантеру и Гончью, а затем вопросительно рявкнула:
— Да⁈
— Да, да, да… — Закивали Пантеры и Гончья, полуголосом, напуганно поддакивая Рабнир. Ну и пиздец, кто бы знал, что ты, мой верный Алексей младший, окажешься единственным моим оружием, доводом, способным разрешить возникший на пустом месте конфликт. Извиняясь перед Пантерой, обещая выслушать всё и после лично поблагодарить «настоящего героя» той серьёзной битвы, я прихватил Рабнир за хвост, а после, как местные мамаши тягают сварливых ребят, оттащил в сторонку. Высказав пару добрых слов, напомнив о статусе Рабнир, о важности всего того, что она так старательно игнорировала, получил лишь виноватый взгляд в пол, ехидную улыбку и внезапный контр-выпад с поцелуем в губы. Она понимала — я злюсь. Чувствовала недовольство и, как опытная, привыкшая за время нахождения со мной женщина, стала давить на слабости. А именно на: