Муравейник на ярком весеннем солнце
Прошло первое лето путешествий. Наступила осень, потом зима. Ранней весной я поселился в деревне Подушкино под Москвой. Было начало апреля, моросил дождь, везде еще лежал снег. Никаких насекомых не было, я ходил по туманному лесу, размышляя о том, как будут выглядеть эти места летом, где поднимется густая трава, расцветут цветы, какие диковинные существа поселятся в здешних джунглях…
В тихой и мрачноватой комнате избы царило спокойствие и тишина. Вечером, когда я меланхолически пил чай, с неприязнью наблюдая за парой пыльных, неряшливых мух, разбуженных теплом печки, под потолком послышалось громкое, отчаянное жужжание. Поначалу я не понял, что происходит, и, лишь встав на стул, разглядел в темном уголке паутину, запутавшуюся, отчаянно жужжащую муху и рядом с ней маленького паука. Паук тотчас заметил меня и оторвался было от мухи, но, поняв, что настроен я по отношению к нему не враждебно, вернулся к своей бедной жертве и продолжал пеленать ее, осторожно обходя пару незапеленатых лап и мощно буравящее воздух крыло. Я стоял и смотрел внимательно.
Он был раза в два меньше мухи, но работу свою знал прекрасно, делал ее быстро и с удивительной сметкой, хотя огромная муха дергалась с такой силой, что все под его ногами ходуном ходило. Натолкнувшись с одной стороны на сильное сопротивление лап, он обошел жертву с другой стороны, без лишней спешки, без суеты, а устав, отправился на минутку отдохнуть поближе к щели, где было спокойнее. Мне так понравилось наблюдать за толковой его работой — словно бы расторопный маленький мужичок запрягал огромного брыкающегося вола, — что я взял фонарь. Вздрогнув от света фонаря, паук продолжал свою работу, и мне кажется, ему даже сподручней было теперь, при свете.
Если хотите, смейтесь, но, вернувшись к столу, я уже не чувствовал себя в комнате таким одиноким. Когда на другой вечер я сам поймал муху и посадил в паутину, а потом наблюдал, паук уже не боялся меня. Может быть, он меня узнавал?
В солнечные апрельские дни над проталинами запорхали бабочки, вскоре из теплой земли дружно полезла трава, расцвели первые цветы. В избу приехали дачники, а мне на лето удалось снять маленький сарайчик, который стоял прямо в лесу, на краю оврага. Овраг порос высокими корабельными соснами и черемухой, на дне его тихо струилась маленькая речка Саминка. Начались странствия в подушкинских джунглях.
Хоть я и запомнил своего черного подушкинского соседа-паука, но теперь, когда вокруг летало и ползало столько созданий, а маленькие паучки встречались лишь изредка, глаза у меня разбежались. Кого фотографировать, за кем охотиться в первую очередь?
И я решил — за муравьями.
Еще в детстве я увлекался книжками о них. Не могло не увлечь удивительное устройство муравьиной «цивилизации», многоэтажная конструкция муравейника, этого гигантского муравьиного небоскреба, населенного тысячами смышленых тружеников. А образ их жизни? Войны, походы, организованность и спаянность многотысячной семьи… А как они пасут тлей, разводят грибы, запасают впрок сладкий нектар, ткут, достают из-под земли воду, погоду чувствуют? Поразительно!
В книге французского ученого Реми Шовена я прочитал об удивительном факте муравьиной жизни, вряд ли знакомом многим. Оказывается, этим организованным труженикам присущ порок, который хотя и не красит их, однако же вызывает еще более пристальный, не лишенный практических, поучительных целей интерес. Я уже говорил, что в этом мире тьма аналогий, вот и еще одно подтверждение. Муравьям, этим маленьким шестиногим созданиям, присуще нечто так напоминающее одно из распространенных явлений, увы, не изжитых еще современной человеческой цивилизацией…
Встречается в травяных джунглях некое миниатюрное, симпатичное на вид создание — жучок ломехуза. На конце брюшка этого маленького жучка — две изогнутые в разные стороны косицы, напоминающие ворсистые усики. Увидев такого жучка, муравей тотчас устремляется к нему и принимается щекотать брюшко ломехузы своими усами. В благодарность за эту ласку на косицах появляется капля секрета, выделенного специальной железой ломехузы. Этого-то и ждал рыжий труженик. Он мгновенно слизывает капельку и, выражаясь на современном жаргоне, «балдеет». Только что это был трудяга — рабочий или суровый воин, но вот его уже не узнать. Он шатается, теряет ориентацию в пространстве, ищет укромный уголок, где бы можно было отлежаться, но часто так и не успевает его найти… А в очередь к жучку уже становятся другие… И вот ведь что больше всего поразительно: потеря муравьиного облика ничему не учит обалдевшее шестиногое. Едва опомнившись, муравей вновь бежит к ломехузе…