Кончается все это весьма печально. Муравьи перестают выполнять свои общественные функции в муравейнике, перестают даже есть, и если несколько жучков ломехуз попало в муравейник, то этот огромный многоэтажный «мегалополис» обречен на вымирание. Рыжие сластолюбцы опускаются до того, что ко всему прочему подкармливают совратителей-жучков своими собственными детьми, то есть куколками — «муравьиными яйцами»…
Ну не поразительно ли?
Вы думаете, ломехуза — единственная угроза муравьиному благосостоянию и нравственности? Нет! Маленькая горбатка (типа нашей цикадки, прыгающей в траве) тоже выделяет ароматный и сладкий секрет, который неудержимо влечет муравьев из рода соленопсис. Пока заинтересованные гурманы наслаждаются вкусом и ароматом микроскопической капельки, появившейся на кончике ее брюшка, горбатка аккуратно кладет по крошечному яичку точно на сочленение между головой и грудью муравья. Вскоре из яичка вылупляется личинка горбатки — нимфа. Она быстренько проникает в голову несчастного шестиногого и питается его мозгом. Голова еще живого, но уже неподвижного муравья печально свисает вниз… Когда все содержимое головы будет съедено, нимфа, уже достаточно выросшая, перегрызает шею, и голова падает. Она становится капсулой, то есть своеобразным «домиком», в котором нимфа заканчивает свое развитие и становится взрослой горбаткой, способной откладывать новые крошечные яички…
Итак, еще зимой я мечтал, как буду воочию познавать тайны многообразной муравьиной жизни, фотографировать сценки, портреты. Я помнил выражение из одной журнальной статьи: «Природа сделала четыре серьезные попытки создать большие организованные сообщества: пчелы, муравьи, термиты, люди». Не правда ли, есть над чем поразмыслить?!
И вот наконец Подушкино, май, муравейник на ярком весеннем солнце. Я стою, как Гулливер, глядя сверху на живой, копошащийся многотысячный город…
Строительство было в самом разгаре. Даже на расстоянии слышался напряженный, не прекращающийся ни на минуту шорох работы. Работы трудной, сложной, ответственной. Обычно тот конус, который мы видим, — это половина всего муравейника, небоскреб в несколько десятков этажей, остальная, столь же многоэтажная часть скрыта в земле. И сейчас, весной, небоскреб расширялся, надстраивались новые этажи, прокладывались новые подземные галереи. С разных сторон сотни жителей подтаскивали к общей куче строительные материалы — сосновые прошлогодние иглы, сухие веточки, листики, былинки. Несколько шестиногих собратьев тащили вверх по довольно крутому склону желтую толстую, блестящую на солнце личинку — стройка стройкой, но нельзя забывать и о хлебе насущном…
Муравейник располагался на склоне овражка, у подножия довольно толстой березы. Здесь образовалась естественная пологая площадка, ограниченная с одной стороны стволом и еще кустиками бересклета, открытая только с южной, солнечной стороны. Удобнейшее место, если, правда, не считать того, что буквально в двух шагах утоптанная людьми тропинка. Минутная прихоть озорника с палкой — и великолепное сооружение ужасным образом пострадает…
Тем не менее работа кипела. Интересно было наблюдать и за теми строителями, которые на миг показывались из отверстий в земле у подножия кучи. Они держали в челюстях маленькие земляные комочки, выбрасывали их и вновь скрывались в отверстиях. Это были подземные строители, землекопы, они строили нижние галереи и выносили грунт, слепленный при помощи слюны в комочки-песчинки. Этих комочков накопилось уже очень много, они образовали на склоне целую осыпь, и именно по этой осыпи, постоянно срываясь и падая, скатываясь на исходные позиции, тащилась сейчас группа с личинкой.
Затаив дыхание, сжимая обеими руками фотоаппарат, прильнув к видоискателю, который стал окном в этот захватывающий мир, я наблюдал. Сейчас, сейчас я увижу эту потрясающую организацию, железную дисциплину работников и воинов, движимых хотя и инстинктом, достигших, однако же, многого, очень многого, несмотря на мизерные свои размеры, осваивающих все новые и новые жизненные пространства…
Однако уже при первом взгляде было заметно, что столь трудолюбивые строители далеко не всегда выбирали правильный образ действий и тратили огромное количество усилий впустую. Та самая группа с личинкой, которая упорно тащилась по склону и под ноги которой строители с удивительной небрежностью бросали свои комки, чем еще больше затрудняли движение, вызывала все-таки досаду своей бестолковостью. Почему бы не выбрать другой, более выгодный путь, в обход осыпи? Но нет. Упорное, тупое, бестолковое движение вопреки всему.