Показалось даже, что он упадёт сейчас на колени, начнёт молить о пощаде. Руки чесались дать Лифшицу в морду. Сволочи, даже не позвонили, не сказали, что я не подхожу. Извинились бы, черт возьми. Обычный человек для них хуже таракана. Мерзавцы. Я отвернулся, стараясь унять раздражение. А чего я хотел? Что меня встретят, как звезду? Потому что ношу вещи сорок восьмого размера?
Постукивая на стыках рельсов, подошёл трамвай. Я сделал шаг к двери, как вдруг кто-то схватил меня за рукав.
- Олег! Куда же вы пропали!
Я резко обернулся, Лифшиц уже стоял рядом с таким выражением лица, будто его сейчас отведут на казнь, а я - единственный, кто может спасти от петли.
- Я никуда не пропадал, - ответил я холодно. - Все время здесь, в городе.
- Мы вас ищем везде!
- А почему не позвонили? - удивился я. - Телефон потеряли?
- Наверно, я неправильно записал ваш номер, - пробормотал Лифшиц растерянно. - Никто трубку не брал.
И тут на меня снизошло озарение. Вспомнил, что призрак расколотил мой мобильник о стену, а я не удосужился купить новый и переставить сим-карту. Екатерина Павловна аккуратно сложила останки в коробочку, которая теперь стояла рядом с моей кроватью.
- Вы не передумали участвовать в нашем проекте? - Лифшиц умоляюще вгляделся в моё лицо.
- Да нет, - пробурчал я.
- Идемте, я познакомлю вас с нашим режиссёром-постановщиком! - он обрадовано потащил меня на другую сторону улицы.
- Дмитрий Сергеевич Верхоланцев, - представил он импозантного мужчину.
- Так-так, - произнёс Верхоланцев снисходительным тенорком, - внимательно рассматривая меня. - Значит, в саратовском театре служишь? Пойдём, поговорим за жизнь.
Мы сели в фургон. Верхоланцев плюхнулся напротив, также внимательно разглядывая меня.
- Ну и что рассказывай, - проговорил деловито.
- Что именно?
- Ну, что в театре играл. Какие роли.
- Ваську Пепла, Тузенбаха.
- Вот как? Ну, прочти что-нибудь. Помнишь?
- «А быть может, нашу жизнь назовут высокой и вспомнят о ней с уважением. Теперь нет пыток, нет казней, нашествий, но вместе с тем, сколько страданий!» - с пафосом прочитал я текст из «Трёх сестёр». Чехова я очень люблю, и перечитываю.
Верхоланцев усмехнулся, достал из-под скамейки бутылку пива, сделал глоток. Вытащив платочек, вытер аккуратно усы.
- Ну, скажем, актёр из тебя дерьмо, конечно, - пробурчал он без тени раздражения, скорее с иронией. - Впрочем, на другое я и не рассчитывал, когда пробы посмотрел.
- На пробах все актёры хреново играют, - возразил я.
- Не перебивай. Но может это к лучшему, - продолжал он рассуждать вслух. - На Северцева ты очень похож. Да, Северцев - гениальный актёр был. Самородок. Это я его нашёл. Огранил. Бриллиант из него сотворил. Да сколько актёров на моих фильмах поднялось. Это ты его тело обнаружил?
- Да. В пещере.
- Небось, все место преступления облазил? - он хитро сощурился. - Нашёл чего?
Странная мысль пронеслась в голове: может быть, запонка принадлежит Верхоланцеву? Но зачем убивать «самородка», из которого сделал бриллиант?
- Я лишь полицию вызвал. А потом ждал на берегу.
- Да ну? - усмехнулся он в усы. - Небось, даже сфотографировал. А? Верстовский, ты ж репортёр. Знаю я вашу шатию-братию. Ладно, не тушуйся, сделаем мы из тебя актёра. Не из таких делал. Только больше не ври мне, - он шутливо погрозил пальцем. - Задача такая. Переснимаем крупные планы, и делаем несколько новых сцен. Роль сократим. Не потянешь ты всю. Шучу-шучу, - добавил он, видимо, заметив моё огорчение. - Только не зазнавайся. Главную роль не ты играешь. Игорь Мельгунов. Вместе с Миланой. А ты - группа поддержки. С Мельгуновым не ругайся, не ссорься. Он - человек ранимый, обидчивый. Звёздный мальчик. И особенно рекомендую держаться подальше от Розенштейна. Продюсер.
- Подальше от начальства, поближе к кухне, - сказал я.
Верхоланцев сделал глоток из бутылки, аккуратно положил под скамейку. И, сделав вид, что поправляет мне воротник, проронил:
- Значит так, сейчас едем к наиглавнейшему церемониймейстеру. Твоя задача - ему понравится. Очень сильно. Понял?
- Это кто? - спросил я удивлённо.
- Главный продюсер. Давид Григорьевич Розенштейн, - по лицу Лифшица было заметно, он страшно боится.
Я вспомнил бурное выяснение отношений в кафе, где Розенштейн отчитывал Лифшица, и холодок пробежал по позвоночнику.