Сергей слушал и несколько расслабленно и рассеянно рассматривал Ганю. Высокий — под два метра, худой, жилистый, в длинном сером вязаном свитере и толстых шерстяных брюках. Он вспомнил, как их с Ганей принимали в комсомол, в торжественной обстановке, в Приволжском райкоме на заседании партхозактива в присутствии всего возможного местного руководства, закупоренного в наглухо застегнутые костюмы и официально-строгого, как передовица газеты "Правда". Ганя пришел на заседание в таком же свитере и брюках, иной одежды он не признавал, и в лыжных ботинках, поскольку другой обуви сорок седьмого размера не нашлось. Так он и ходил, летом — в сандалиях, зимой — в лыжных ботиках.
Ганя, рассказывая о своих передвижениях по Москве и переговорах с московской милицией, мимоходом упомянул, как по приезде на Павелецкий вокзал, местная шпана, обманутая добродушно-нескладной внешностью Гани и объемным чемоданом, попыталась его ограбить. Сергей про себя усмехнулся. Он вспомнил, как провожая Светку Корнееву вечером после школьной дискотеки, столкнулся на набережной с бандой левобережных — как положено в широченных штанах и тяжеленных ботинках. И с двумя рвущимися с поводков оскаленными собаками новомодной тогда породы доберман. Сергей, прикрывая Светку, прижался спиной к ларьку "Союзпечати", судорожно прикидывая пути к отступлению и сознавая, что вариантов спасения нет. Левобережные сноровисто окружили его полукольцом. И тут появился Ганя. Собаки рванулись с поводков, но, подбежав к нему, смешно поджали обрубки хвостов, остановились, растерянно оглянулись на хозяев и, поскуливая, отбежали в сторону. Ганя приближался огромными шагами. Возможно, все обошлось бы без насилия, но все испортили Ганины очки. Круглые, "профессорские", с толстыми телескопными линзами, перевязанные на затылке шнурком от ботинок, они сами по себе были высшим оскорблением для гопников. Впрочем, Ганя и сам прекрасно осознавал бесперспективность тактики умиротворения путем переговоров, не замедляя хода, он ворвался в толпу левобережных. Ворвался с энергией тяжелого самосвала "Белаз", работу которого все сознательные жители Приволжска могли наблюдать в карьере у обогатительной фабрики. Левобережные разлетались как мячики, но настырно продолжали налетать на Ганю. С тем же результатом. Герои уличных войн отступать не собирались, из рукавов особо отчаянных показались лезвия выточенных из рессорной стали ножей, а в лихих руках местного "короля кунг-фу", вдохновленного видеопрокатным Брюсом Ли, ловко закрутился обрезок арматуры. Через секунду скрученная узлом железяка зазвенела на асфальте, а ее владелец, с багровым отпечатком Ганиной пятерни на щеке, видимым даже при скудном свете уличных фонарей, улепетывал по набережной. Это было последней каплей — боевой дух левобережных окончательно надломился, и покрытый позором неприятель бежал.
После этой истории Ганя стал личностью легендарной и неприкосновенной. Левобережные одно время вынашивали планы жестокой мести, но после повторной встречи, произошедшей в городском парке без лишних свидетелей, от планов этих отказались. Причем участники оной встречи о подробностях ее предпочитали не распространяться. А Сергею, как ближайшему Ганиному приятелю, перепала часть его героического ореола, что в бандитском Приволжске с Петровских времен окруженного ссыльными поселениями, тюрьмами и лагерями, было немалым капиталом.
Они были именно приятелями, близких друзей у Гани не было. Жил Ганя на Московской, возле горбольницы в "фабричном" доме. Сергей знал, что он был приемным ребенком, родители его погибли где-то в Сибири, Ганя до школы жил в детдоме, потом его усыновила семья отставного подполковника, оставшегося на пенсии в Приволжске. Говорят, Ганю даже не хотели брать в школу из-за неординарной внешности — абсолютно лысый длинный худой мальчишка, лопоухий и с выпученными глазами. Но приемный отец-подполковник, работающий, как это было принято у отставников, на обогатительной фабрике начальником первого отдела, с военным напором и сноровкой пробил оборону бюрократов из РОНО, и первого сентября широко улыбающийся Ганя с букетом и в белой рубашке пошел в первый класс. Сергей подозревал, что он мог бы быть круглым отличником, но относился очень легкомысленно к выполнению любых домашних заданий. Поэтому все его оценки состояли из двух цифр — пятерки и двойки. За исключением твердой тройки по физкультуре. Несмотря на необыкновенную силу и кошачью реакцию у Гани были какие-то проблемы с общей координацией движений, и он никак не мог повторить простейшие упражнения, вроде прыжка через "козла" или подъема переворотом. Помимо тройки Ганя заслужил стойкую нелюбовь физрука по прозвищу Фискал, бывшего чемпиона Приволжска по лыжам. На каждом занятии тот пытался, как говорили тогда в Приволжске, "проехаться" по Гане. Но все попытки разбивались о Ганино добродушное спокойствие, что доводило беднягу Фискала до белого каления, которое он после уроков заливал в тренерской портвейном "Три семерки".