Когда-то здесь был город, называвшийся Римом, и жила процветающая страна, которая могла бы стать для него родиной, но не стала. Не стала потому, что канула в лету. Каирский кризис, поначалу ничем не отличавшийся от десятка подобных ему, закончился ядерной войной. Да, это не была всепоглощающая огненная стихия, но и того, что случилось, с лихвой хватило, чтобы от Италии и Южной Греции остались одни радиоактивные воспоминания.
Луиджи вздохнул. Те немногие крохи итальянской нации, что еще жили в Европе, обрели вторую родину в Новой Украине, Испании и Франции. "Малая Италия" – Корсика – осталась единственным местом на земном шаре, где итальянцы все еще составляли большинство.
Иногда Луиджи ловил себя на мысли, что готов растерзать все человечество. Но это бывало только тогда, когда он вспоминал рассказы матери. На самом деле Италия для него была пустым звуком, все, что он знал – продутые всеми ветрами и высушенные немилосердным солнцем пустоши и овраги, поросшие дерном и шелудивым криволесьем. Это была его Италия. По молодости, в ярости и тяжелом запое он зарезал непонравившегося ему араба. Луиджи помнил, как кричал что-то об убийцах нации. А потом было бегство и первая отсидка, после которой он вернулся другим человеком. Мать в живых он уже не застал.
За размышлениями Луиджи не заметил, как их компания добралась до хорошо сохранившейся части погибшего города. Здесь еще были улицы, а некоторые дома показывали облезлые, но все еще красивые фасады. Вероятно "коты" использовали часть из них под жилище и старались сохранить внешний вид зданий. Кроме того, в трущобах жили и бродяги.
Впереди возвышался еще один купол, по краю которого проросли небольшие искореженные ветром и пыльными бурями деревца: из распахнутых настежь дверей слышался нестройный рев голосов, хохот, крики, ругань и хриплые звуки музыки. "Проводник" заметно оживился и прибавил шагу, подтолкнув Луиджи стволом в спину. Итальянец споткнулся, но огрызаться не стал. Финал пути был близко, и он чувствовал себя великолепно.
Полумрак под сводами рассеивали факелы, развешанные на стенах, и многочисленные костры, разложенные прямо на каменном, мозаичном полу. У дальней стены, там где крыша обвалилась, пол просел и образовалась огромная, маслянистая лужа. От нее пахло прелью. В центре зала стоял длинный стол, накрытый красной тканью, а во главе его возвышался трон, иначе назвать это сооружение было нельзя.
Огромное кресло, под которое подложили стертые покрышки и накрыли сверху той же красной тканью, было украшено черепами, судя по всему кошек. На спинке кресла был укреплен череп льва в вечном оскале. Среди всего этого варварства, положив ноги на край стола, сидел рослый мужчина в похожем кожано-клепаном одеянии, что и все присутствующие. Он первым заметил вошедших и поманил их пальцем. Когда Луиджи и его молчаливый сопровождающий подошли к "трону", за спиной Гато Феррари выросли узколобые телохранители, поигрывавшие бицепсами.
— Кого я вижу! – наигранно-весело взревел Гато, перекрывая хрипы магнитофона. – Мой дорогой Луиджи! Мой потерявшийся Кано!
Итальянец улыбнулся в ответ: раз Гато сам его помнит, то опасаться больше нечего. Шум вокруг поутих, и все с интересом прислушались к происходящему у "трона".
— Дорогие друзья! Братья-коты! Наши ряды пополнились еще одним соратником, – Гато взгромоздился на подлокотники сиденья и отвесил шутовской поклон в сторону Луиджи. – Это мой старый боевой товарищ. Я знаю его с малых лет. Мы с ним изъездили не один километр дорог этой забытой Богом и Дьяволом страны.
Феррари воздел руки к обветшалому потолку и пьяная аудитория разразилась дружным гоготом над корявой остротой вожака. Луиджи ухмыльнулся.
— Причастись и влейся в наше братство, – Гато, спрыгнув на пол, обхватил итальянца за плечи и потянул к столу. – Кубок!
Мгновенно на столе возник богато инкрустированный, тяжелый потир, и чья-то рука щедро плеснула туда густого как кровь вина.
— Пей! – приказал Феррари.
Луиджи подчинился и поднес чашу ко рту. Вино было приятным на вкус и очень старым. Гато звучно хлопнул друга ладонью по спине, и пьяная оргия продолжилась с прежним размахом.
Итальянец уселся поближе к трону и принялся набивать желудок. Он ничего не ел уже пол дня. Да и месяц до этого был больше похож на жесткую диету.
— Где ты пропадал столько времени? – поинтересовался предводитель банды байкеров в перерыве между тостами.
— Да так, нары давил помаленьку.
Брови Феррари удивленно приподнялись:
— Так значит, после той передряги под Салерно ты загремел?
— Нет, загремел я чуть позже. А тогда я отлежался, когда вы сделали ноги.
При этом Луиджи посмотрел на Гато, но тот как бы не заметил фразы и продолжал есть:
— Теперь ты дома.
— Большое спасибо, – честно говоря Луиджи не чувствовал себя дома.
Феррари тоже нельзя было доверять до конца.
В этот момент к Гато подошел кто-то и зашептал ему на ухо. Одежда говорившего была заляпана грязью, на руке виднелся свежий кровоподтек.
Луиджи отвел взгляд. Теперь, когда он привык к полумраку, его глаза различили у боковой стены огражденное стойло, где сердито мекали серые, отощавшие козы и понуро стоял большой, рогатый, черный козел. Он изредка тряс бородой и что-то пережевывал. Чуть выше, в чадящем свете факела итальянец разглядел полуобвалившуюся древнюю фреску, на которой толпа закутанных в белые простыни людей толи подбадривала, толи подгоняла изможденного человека с тяжелым крестом на плече. У его ног, воздев руки, стояла на коленях женщина. Большинство лиц нельзя было разобрать, но зато у центральной фигуры оно было безмятежным. Луиджи отвернулся.
Гато на "троне" не было. Куда-то исчезли и двое его телохранителей. Неожиданно один из них появился и поманил итальянца. Луиджи, недоумевая, встал и пошел за скрывшимся в проломе стены громилой.
С той стороны кресло-трон подпирала огромная в золоченой раме картина. На секунду итальянец остановился и присмотрелся: тот же самый человек, что и на фреске, разгонял здесь, на старинном полотне, толпу торговцев, обосновавшихся в храме, но здесь его лицо было не смиренным, а исполнено гнева.
Оступаясь на скользком полу и стараясь не попасть в лужи, Луиджи пошел дальше. Согнувшись в три погибели, он протиснулся в пролом в кладке.
За дырой в стене была еще одна комната, заваленная какими-то ящиками и свертками почти до заросшего паутиной высокого потолка. В дальнем ее углу сидели Гато и какой-то незнакомец.
— А вот и наш герой, – приветствовал главарь своего приятеля, оторвавшись от разговора. – Проходи, Луиджи, не стесняйся. Здесь с тобой хотели поговорить.
Итальянец увидел блеснувшие тусклой позолотой погоны полицейской формы: незнакомец за столом был копом. Луиджи оглянулся назад, но единственный свободный выход был уже перекрыт пригласившим его телохранителем. Тяжелое помповое ружье было нацелено итальянцу в живот.
— Только не надо глупостей, – в голосе Феррари послышались жесткие нотки. Потом он повернулся к полицейскому и продолжил. – Это и есть наш снайпер. Тех четверых пограничников на дороге уложил он, и еще за ним числится грешок – охранник в седьмом карьере. Он перерезал ему глотку. А вот, кстати, и ножик. -Феррари протянул полицейскому пластиковый пакет с ножом Луиджи
— Все верно? Я ничего не упустил, Луиджи? – Феррари снова повернулся к итальянцу и подмигнул ему.
— Гад! Я еще вернусь и отправлю твои кишки проветриться! – Луиджи понял, что сопротивление бесполезно.
— Вот только не надо грубостей! – Гато театрально закатил глаза и пара телохранителей заржала. – Довольно, упакуйте его.
На запястьях итальянца защелкнулись наручники, и два сержанта поволокли его к выходу. Феррари снова обратился к полицейскому:
— Теперь мы, надеюсь, договорились с вами? Мои ребята быстро разгрузят трейлер, потом закинут золото и картины. А это вино – мой специальный презент комиссару. Ему уже сто лет. Разумеется вину, а не комиссару. Думаю, он оценит, – Гато засмеялся. – Кстати, большое спасибо за боеприпасы. А то, что-то с ними совсем худо стало, – услышал за спиной Луиджи, прежде чем его втолкнули в джип.