Они слушали одну композицию, вторую, но в любом куплете, в каждом припеве они улавливали нечто смутно, а порой и явно знакомое. Даже прехорус, связующее звено между куплетом и припевом один в один напоминает лишь комбинацию мастерства наставников слева и справа. Свою скрипку держит Алентина крайне правильно, но даже в этом она будто копия ещё одного мастера, что сидит на главной трибуне и с непониманием следит за происходящим. И чем дольше звучит композиция, тем дальше заглядывают зрители вот уже вся аранжировка поделена на заимствованные у разных смертных моменты. И сколь бы сильно отдельные граждане не хотели найти что-то уникальное, но находили они лишь копии уже услышанного здесь ранее.
Казалось бы… музыка, она же состоит из комбинации одних и тех же нот. Так как удаётся создать нечто своё? Ведь результате же будет всегда похожим. Алентина именно так и мыслила, потому что иначе просто не могла. Ей оставалось лишь брать уже известное, раскладывать каждый объект до атомов и потом из этих мельчайших деталей создавать уже что-то своё. Она разбирала и комбинировала, делила всё и собирала снова, но… по всей видимости детали слишком крупные и есть нечто… просто недостижимое разуму криероса, способного лишь на копирование.
По началу зрители вели себя сдержано, надеясь, что вот-вот Алентина что-то покажет и удивит всех, но постепенно они так увлеклись, что начали вслух с усмешками обсуждать, а откуда-то спёрт этот мотив, с какой мелодией его объединили… Однако наставники, сидящие рядом со своей ученицей всё равно продолжали играть, не обращая внимания на это свинское поведение. Ведь некоторые фразы, короткие музыкальные идеи внутри мелодии, они действительно являлись уникальными, ну или хотя бы спорными. Да, многие участки композиций не пестрили индивидуальностью, но что-то своё было, однако оно скрывалось за монолитным убеждением в том, что криеросы просто неспособны создать чего-то своего. И сами эти зрители в своём разложение мелодий Алентины становились подобные этим же криеросам, ведь сами теряли суть создания чего-то нового, опускаясь до глупостей вроде «ха-ха, ноты такие же, значит это лишь пародия».
Тем временем ученица продолжала играть и улыбаться, смычок её идеально точно передавал каждую ноту, ведь единожды услышав её, она без труда воспроизводила нужный звук. Идеальный слух и чувство ритма, как машина девушка без ошибок могла исполнять тысячи разных композиций без перерыва. Но какой в этом толк, если ты навсегда останешься лишь исполнителем, неспособным создать чего-то своего? Чего-то уникального? Разве есть что-то более обидное для деятеля искусства, чем услышать: «Молодец, твой труд похож на произведение вон того или того смертного».
В какой-то момент зрители уже начали довольно громко сетовать на эту нелепость. Они заплатили так много денег, но за что? Их рабы тоже могут идеально воспроизводить композиции и что теперь? Разве этим славиться Акерон? Разве за эти приходят в Великий Амфитеатр? Само нахождение Алентины здесь позорит историю места, где свои произведения искусства показывали миру истинные мастера, достойные называться творцами! Ей лучше уйти и не позориться, себя она уже похоронила, но с таким темпами похоронит ещё и наставников с хозяином.
Но Алентина продолжала играть и улыбаться, пусть по её щекам уже и текли слёзы. Столько сил потрачено, к обучению привлечены лучшие мастера, огромные деньги вливались в организацию этого события, но… кажется криеросы действительно способны лишь быть чье-то копией и ничем более. Сколько не старайся, будешь лишь идеальным ледяным изваянием чего-то уже существующего. И вдруг очередная слеза стекает по подбородку и падает вниз, превращаясь в снежинку, после чего ученица не попадает в ноту.
Аранжировка сыпется, затихают инструменты наставников, которые с сожалением сдаются. Многие их ученики даже до такого уровня не дорастают, но с ними слушатель обходится куда мягче. Однако спрос с Алентины оказался слишком высок, почему-то никто не собирается брать во внимание множество нюансов, да и вообще они уже с ума, кажется, сошли, видя плагиат даже там, где его попросту нет. Остаётся лишь признать своё поражение, ведь именно наставники не смогли объяснить самого главного.
Но ученица не останавливалась, хотя и играла уже не по собственным нотам. Она будто пыталась импровизировать, нарушая все мыслимые и немыслимые правила музыки. Звуки резали уши, а слушатель начал откровенно кривиться, но на лицах высших трибун вдруг неожиданно застыло тихое смятение. Происходило нечто неподвластное простому разумению, постепенно сильнейшие паресисы начали повергаться в ужас, изучая изменения в тенях Кихариса.