Алентина не играла по нотам, ведь не могла их уникально скомбинировать, беря за основу всё ранее услышанное. И в своей отчаянной попытке… не понравиться слушателю, нет, в попытке доказать что-то себе она вдруг начала раскладывать на неделимые частицы нечто действительно уникальное и неповторимое, что есть даже у криероса. Собственную душу, чувства, эмоции и ментальное тело.
Попытка связать всё это с нотами выходила крайне убогой, мерзкой и от звучания хотелось закрыть уши. Однако если посмотреть на происходящее через тени Кихариса… Многие лариосы, даже далеко не сентиментальные, уже тоже пустили слезу. Вся та боль выливалась наружу с потоками хара, разрываемое сердце и отчаяние, муки и страдания в попытках сделать невозможное, горе, грусть и бездонная печаль — Алентина буквально разрывала свою душу, обнажая ледяное сердце и пытаясь доказать, что что-то уникальное у неё есть.
Слетали все накопленные за жизнь слои из советов и опыта других смертных. И там, в далёкой глубине, размеры которой у каждого свои, находилось то, что так или иначе всегда будет являться неповторимым, путь и созданным путём рефлексии над уже известным. Пропуская через себя одну и ту же информацию, объединяя её со своим жизненным путём, тысячи мастеров в результате создадут нечто своё, хотя сырьё будет у всех одинаковое. И даже самые мерзкие критики позакрывали свои рты, как и начал исчезать скептицизм многих простых смертных слушателей, ведь в режущем слух плаче скрипки слышалась скорбь и огорчение самой Алентины, которая и сама не верила, что способна создать нечто уникальное.
Сделал последнее движение смычок и вдруг ученица замерла, чем вызвала ужас всех собравшихся. Всё её тело превратилось в лёд, как и инструмент вдруг начал меняться, пока последние удары делала ардия. В своей попытке что-то доказать представительница вида криеросов действительно достигла успеха, пусть и отдав ради этого жизнь. Хотя многие ещё ждали, что вот-вот смычок двинется.
— Не может быть… — ошеломлённо прошептал один из наставников, бросая взгляд на скрипку, что тоже стала льдом, так ещё и вобрала в себя всю ту уникальности магический рисунков созданных в посмертии из уникального набора всех личных богатств души.
Сразу же начали вскакивать лариосы на верхних трибунах, обещая миллионы золотых монет за эту скрипку прямо здесь и сейчас. Но резко вскочил Рудольф Гирардус и закричал:
— Это имущество Лансемалиона Бальмуара! Любое обсуждение продажи скрипки без него — вопиющее хамство и оскорбление!
За долгие тысячелетия Великий Амфитеатр не слышал ничего более ужасного. Долго ещё будут вспоминать зрители о случившемся. Некоторым будут сниться кошмары, ведь в Акероне очень много смертных, которые весьма сентиментальны и способны на высшую эмпатию. Каждый знает о том, что криеросы способны копировать, но до сегодняшнего дня немногие задавались вопросом: а что они чувствуют и чувствуют ли они вообще? Неужели вся та вырвавшаяся боль была взращена их собственным снобизмом? Быть может, стоило поддержать сам факт попытки Алентины и дать ей больше времени? Забил ли зритель последний гвоздь в крышку гроба?
И в этот момент глаза Надёжной Сестры неожиданно распахнулись. Она слишком увлеклась пьесой, забыв о своей главной цели. В едином моменте внутри неё воцарился ещё более сильный страх, истинный ужас от внезапного соединения разных деталей общей картины. Командир гвардии рода Бальмуаров… он пришёл сюда в полном боевом облачении. В случайных местах по всему периметру сидят его гвардейцы, также в артефактном снаряжении, скрытом под иллюзией обычной одежды. Самого Ланса здесь нет, как и нет генерал-губернатора.
— Прошу, пройдёмте, — внезапно над ухом сотрудницы Гильдии раздался шепот, на плечо легла рука ещё одного гвардейца. — Мой господин желает с вами поговорить. Вам лучше согласиться. По-хорошему.
Через считанные минуты Надёжную Сестру провели в секретную ложу, где уже сидел Лансемалион Бальмуар, попивая чай напротив запуганного до смерти генерал-губернатора.
— Что здесь происходит? И на каком основании вы смеете угрожать…
— Закрой рот, — жёстко произнёс аристократ, отставив чашку.
— Вы совсем уже…
— Госпожа… — встрял главный эльф Акерона, побелевший от ужаса. — Он заминировал весь Великий Амфитеатр.