— Так напишите. Думаю, у вас получится, — тут же предложила Аша. — Идея хорошая.
— Всяко лучше этого «Слава роду» будет… — согласился красный как помидор Густав.
— Не, нудная чушь. Никто читать не будет, — ответил Алистер, вдруг оторвавшись от бутылки. — Плюс нужно не одну книгу писать, а цикл, иначе не окупится время. И не с моралью, а как раз с лёгкой реализацией удовлетворения всех этих слабостей. Большинство смертных в Эдеме — слабы и несчастны. Это факт. У них нет и не будет гаремов. Их не воспитывали великие лариосы, а вырастили такие же слабые и несчастные родители. С детства их учили говорить, а не слушать. Обещали не наказывать, а затем били. Учили не нравственности, а как бы урвать своё и втоптать в грязь чужого. Они не аристократы, они обычные смертные, полные проблем, так ещё и жизнь бьёт исподтишка постоянно. И читают они книги не для того, чтобы видеть чей-то рост, а для того, чтобы хотя бы через героя, такого же простака, как и они, прикоснуться к недостижимому в реальности. Забыться в мире фантазий, где всё легко и просто, где на голову свалиться рояль и решит все их проблемы. Хотя бы на секунду исчезнуть из жестокого мира.
— Да, резонно. Так и есть, — согласно кивнул телохранитель. — И именно спрос же рождает предложение. Поэтому «Слава роду» и читает весь Эдем, а всякие там замудрённые книжки, где автор наивно думает, что кто-то будет читать его нудные монологи «не о чём», которые напоминают скорее учебник высшей математики, чем художественную литературу… Нет, это глупо. Как и глупо на это обижаться, сетовать на какое-то там… Этий сохрани… быдло, которое просто не может познать весь «гениальный гений».
— Потому что получения удовольствия от книги зависит в равной мере и от читателя, и от автора, — вдруг Офлея вспомнила слова своего наставника. — Прямо, как и результат моей работы зависит в равной мере от меня и от качества технического задания. Как результат обучения зависит в равной степени от ученика и от учителя. Такой принцип можно много где применить: в той же любви, в армейской сотне, в трактовке замысла Творцов. Вроде всё так просто, но… никто это не применяет.
— Да, хорошая мысль, — согласился слегка успокоившийся Густав. — С одной стороны если никакой морали в книге нет, то как читатель может найти там что-то ценное? А с другой если читатель не понимает, что добро и зло относительные понятия, то как он поймёт что-то большее, чем незамысловатый сюжет, основанный на банальной мести? Конечно, можно пояснить за относительность, что и будет лучшим вариантом, но я даже боюсь представить сколько ещё элементарного придётся объяснять. Ведь… многие действительно верят в какое-то абсолютное добро. Выходит, нужно пойти на компромисс? Скажем дать и то, и другое?
— Кому-то может и нужен этот компромисс, но… не знаю как там другие всякие авторы, но автор «Слава роду» и ему подобные просто зарабатывают деньги. Есть потребитель, их желания, получаем результат. Всё просто… — произнёс Алистер, ухмыльнулся и наконец-то приложился к бутылке после неприличного долгого воздержания. — Просто представьте, да, что вместо гарема или экошнчика автор через главного персонажа начнёт задаваться вопросами о любви? Только что сцена с гаремом была, а тут прямо в лицо тебе плюют тем, что похоть ничто иное как животный инстинкт и ты вообще оказывается всё это время не мог и трёх различий между любовью и сексуальным влечением назвать. На таком моменте книгу просто бросят читать. Нет, кто-то останется, но…
— Но от деятелей искусства почему-то ждут не искусства, а удовлетворения спроса. И вот уже писатель не автор, а продавец, который должен подобно шлюхе делать всё, что захочет клиент, — грустно вздохнул Густав, вспоминая как пришлось убрать статую второй жены Зелгиоса из-за того, что второй сын её не желает видеть, а ведь она часть цельной истории и ничего с этим не поделаешь.
— Приехали, — произнёс удивлённый возничий.
Не поездка, а приключение на целую главу. И ведь казалось бы… немой орк, распутная девица, алкаш, прораб, матерящийся мастер… но каким-то чудом диалог у них состоялся. Хотя и сами эти личности далеко не случайные путники с дороги. И всех их объединяет что-то одно.
Может где-то здесь чьи-то похороны проводят?
Что-то кончается, что-то начинается
2350 год пятой эры по единому календарю. Пять лет спустя сыгранной Алентиной пьесы, после которой в том же году Лансемалион Бальмуар совершил свою главную ошибку и поехал в сердце Эдема.