Он глубоко вздыхает. Он знает, что я лгу. Конечно, знает. Он подходит ближе и хватает меня за подбородок, глядя мне прямо в лицо.
— Вы выглядите усталой, — произносит он почти с ноткой заботы в голосе. — И если быть совсем уж честным, вы выглядите просто ужасно. Вряд ли Вы сможете сегодня вынести пытки.
— Со мной все в порядке! — мой голос больше похож на шипение, хоть в голове и пульсирует, а в ушах шумит. — Я вполне способна выдержать все, что Вы для меня задумали. И думаю, хватит терять время, пора покончить с этим, потому что я все равно Вам ничего не скажу.
Я жду, что он улыбнется, воспользуется тем, что я дала ему повод причинить мне боль. Я жду, что он заставит меня говорить.
Но нет. Он долго смотрит на меня, сжимая мой подбородок.
— Не очень умно с Вашей стороны провоцировать меня, мисс Грэйнджер. Я думал, что вчера ясно дал понять, к чему это приводит. — Кончиком своей палочки он убирает локон с моей щеки. — Не будьте дурой, сейчас…
— Я не дура, — огрызаюсь я. Меня задевает то, что он называет меня так. — Если бы я была дурой, тогда я бы без колебаний выложила вам все об отношениях Гарри со своей семьей.
Он с шумом втягивает носом воздух, а его губы сжимаются в тонкую линию.
Осознание, что я вывела его из себя, приводит меня в ужас, но, в то же время, заставляет меня ликовать. Я чувствую удовлетворение. Маленькая частичка власти, которую я имею над ним — это возможность вывести его из равновесия.
— Да брось, Люциус! — я слегка вздрагиваю при звуке голоса Долохова. Я почти забыла о его присутствии. — Она не собирается отвечать. Ее нужно подтолкнуть… Преподадим ей урок…
— Нет, — говорит Люциус, все еще глядя мне в глаза. И я точно знаю, что его слова предназначаются мне. — Сначала я дам ей возможность сказать нам все по доброй воле.
С этими словами он отходит от меня, давая мне свободно вздохнуть. Я перевожу взгляд с бледного, искаженного лица Долохова на спокойно застывшее, аристократичное лицо Люциуса.
— Ваше отношение изменилось, — произношу я тихо, глядя на Люциуса. — Только не говорите мне, что Вы прислушались к тому, что я сказала вчера.
На его лицо набежала тень.
О, да. Разозли его. Используй свою власть над ним..
Долохов вопросительно смотрит на него.
— О чем она?
Я приподнимаю бровь, обмениваясь взглядами с Люциусом.
Держу пари, ты не скажешь ему.
Я, черт возьми, уверена на все сто, что ты не сделаешь этого!
— Ни о чем. Она просто считает себя самой умной, вот и все.
Он в один шаг преодолевает расстояние между нами и одним грубым рывком вытаскивает меня в центр комнаты. Я вырываюсь из его рук. Мужчины начинают окружать меня, словно львы, загнавшие свою добычу в ловушку.
— Гарри Поттер никогда не говорил о своей семье? — нетерпеливо спросил Люциус. — Как долго вы с ним друзья? Должно быть уже… шесть лет? Трудно поверить, что за все это время он ни разу не упомянул своих родственников, даже вскользь.
Его голос натянут, он едва сдерживает гнев. Я должна буду выстоять, когда он, в конечном счете, взорвется и начнет пытать меня, потому что я не собираюсь вновь сказать то, что ему нужно.
— Я же сказала, что ничем не могу помочь, — мой голос дрогнул. — Он ни разу не говорил со мной о них.
Долохов встает около парящего пергамента и читает, что там написано.
— Она лжет.
— Конечно, она лжет! — шипит Люциус, теряя терпение.
Боже, он снова собирается причинить мне боль!
Ну, естественно! А чего ты ждешь? После того, как ты отказываешься говорить ему правду. Что-нибудь одно: правда или боль…
Люциус подходит ближе ко мне. Он так близко, что практически наступает мне на пальцы ног.
— Это твой последний шанс, — говорит он мне. Его голос тихий настолько, что мое сердце уходит в пятки. Не думаю, что он хочет, чтобы Долохов слышал его. — Тебе известно, на что я способен. Я могу заставить тебя ужасно страдать едва заметным движением моей палочки. Скажи мне то, что я хочу знать, и тебе больше не придется терпеть боль, — он делает паузу. А потом тихо произносит, и я едва его слышу. — Или ты так ничему и не научилась вчера?
Я глубоко вздыхаю, пытаясь привести мысли в порядок.
Почему бы не дать ему выиграть? Только в этот раз…
Потому что ты дала себе зарок, что никогда не сделаешь этого. Не дашь им победить. Помнишь, Гермиона?
Я встречаюсь с ним глазами, и когда говорю, мой голос почти так же тих, как его.
— Нет. Полагаю, что я все же не так быстро учусь.
Что-то сверкает в его газах. Он отходит назад и говорит Долохову, продолжая смотреть на меня.