Картинка постепенно меркнет, подростки продолжают спорить об этом, и я полностью согласна с аргументами младшего. Но помимо всего… сердце внезапно наполняют гордость и любовь…
Резко прихожу в себя, словно мне приснился кошмар.
Глядя на свое отражение в зеркале, пристально всматриваясь в глаза девушки напротив, я неожиданно понимаю, что смотрела в них всего секунду назад, только принадлежали они парнишке с бледным лицом и светлыми волосами.
Осознание подобно удару в солнечное сплетение.
Я не верю в прорицания, и никогда не верила, что люди могут заглядывать в будущее…
Но и в абсолютное зло я тогда тоже не верила. Не понимала, как можно отказаться от своих убеждений ради спасения собственной шкуры. И уж точно я и представить не могла, что полюблю Люциуса Малфоя и буду носить под сердцем его ребенка…
Могу ли я теперь поверить в предвидение?
Опускаю глаза на согревшийся в моей дрожащей руке флакончик.
Не могу… не могу, только не теперь, не после того, как я видела, в кого превратится этот пучок клеток внутри меня…
Господи, помоги мне. Помоги нам обоим. Я приняла решение, и оно будет стоить нам с Люциусом жизни.
Замахиваюсь и со всей силы бросаю флакон в стену, пустыми глазами наблюдая, как он разлетается на осколки, а жидкость стекает на пол.
Глава 41. Ультиматум
«Два слова определили бы тогда все мое будущее — смерть и ад. Жить, потеряв ее, значит гореть в аду».
— Эмили Бронте, Грозовой перевал
Жду.
Сижу на полу, подтянув колени к подбородку, пожевывая губу, совершенно не думая о том, что я делаю, пока во рту не появляется металлический привкус крови.
Выругавшись про себя, зализываю ранку на припухшей губе.
Интересно, он размышляет над тем, как я себя чувствую сейчас? Он знает, как работает зелье?
И вправду, а как оно работает? Мы не изучали его в школе: половое воспитание как-то не входило в программу Хогвартса. Честно говоря, меня всегда это удивляло, но теперь, узнав, что магических способов контрацепции не существует, я, кажется, совсем не удивлена.
Это даже забавно: волшебники и волшебники всегда смотрели на магглов свысока. Те же самые Уизли считают их чуднЫми. Милыми. Но какими-то заторможенными и отстающими в развитии, недостойными стоять на одной ступени с магами…
Но в своем нежелании замечать маггловский прогресс они многое упустили. Отсюда и ситуации вроде той, в которой оказалась я.
Если бы я приняла это зелье, мне было бы больно? А кровь? Я бы истекала кровью? Я бы кричала и корчилась на полу, пока дикая боль скручивает внутренности, а ребенок, едва зародившись, погибал во мне?
Или это было бы безболезненно? Я бы совсем ничего не почувствовала. Просто небольшой дискомфорт, и все бы закончилось быстро и относительно чисто.
Что именно он себе представляет? Это настолько ужасно, что он не может заставить себя быть рядом со мной в этот момент? Это было бы выше его сил? Он правда такой трус?
Или же он знает, что мне не нужна помощь? Знает, что зелье не причинит мне боли, и я вполне способна справиться с этим сама, потому что, в конце концов, это просто ребенок, и физически я не пострадаю, а значит, мне не нужна ни его помощь, ни даже эмоциональная поддержка.
Зная его, я бы поставила на последнее. Он хочет, чтобы я прошла через всю боль в одиночку, и думает, что дети не заслуживают привязанности…
Он должен точно знать, как действует зелье.
Внезапно меня пронзает ужасная мысль: неужели ему приходилось делать это раньше?
Отмахиваюсь от этой мысли. Заталкиваю ее поглубже, хороня в сознании. Убиваю ее…
Не думаю, что ему случалось оказываться в подобной ситуации, хотя вряд ли он стал бы так реагировать, будь на моем месте какая-нибудь симпатичная чистокровная волшебница. С другой стороны, Драко ведь совершенно ничего для него не значит, и, кажется, ни один из его детей (если они вообще есть!) не вызывает у него теплых чувств.
Его ребенок. Дитя, растущее во мне… его. Часть него и часть меня.
Одна только мысль о чем-то столь значительном, грандиозном вызывает головную боль.
Твой сын.
Нет. Я не верю в видения. Не верю. Не буду. Я обозвала Трелони шарлатанкой и, хлопнув дверью, покинула ее класс навсегда, поэтому я просто отказываюсь верить, что все это правда…
Но что, если это все-таки было настоящее видение?
Тогда… значит я все-таки выживу и выберусь отсюда.
А еще это значит, что мы с Люциусом не будем вместе, когда я окажусь на свободе. Двое других детей были братом и сестрой этому ребенку, но были непохожи на него. Непохожи на Люциуса. Они даже на меня непохожи.