— Я собираюсь сполна насладиться этим, — он практически облизывает губы в предвкушении.
Я не дам ему сделать это!
Не позволю им!
Его рука проникает под мою футболку и ложится на мой живот. Все мои мышцы невольно напрягаются. Я не выдерживаю. И пинаю…
Он отскакивает назад, издавая громкий рев, и хватается за пах. Беллатрикс визжит от смеха. Я смотрю на Люциуса, чтобы увидеть его реакцию на «неповиновение» с моей стороны.
Уголки его губ едва заметно приподнимаются, как будто он подавляет желание рассмеяться.
— Ах ты, маленькая сучка! — ревет Долохов, прерывая их чрезвычайно веселую реакцию. Он делает движение в мою сторону, но Люциус хватает его за руку, прежде чем тот успевает дотянуться до меня.
— Ну-ну, Антонин, не принимай это близко к сердцу, — успокаивающе говорит он. — Ты должен понять ее. В конце концов, какая уважающая себя женщина позволила бы тебе приблизиться к себе без должной оплаты?
Беллатрикс усмехается, пока Долохов краснеет от негодования.
Она направляет на меня свою палочку, и я падаю на пол. Я пытаюсь пошевелиться… но мышцы слабые и вялые.
Это, определенно, то же самое заклинание, которое Люциус наложил на меня в лесу.
Ненавижу. Больше чем заклинание связывания, потому что сейчас мое тело все еще может двигаться, если кто-нибудь захочет этого. Они могут повернуть и положить меня так, как им удобно, и у меня не будет выбора, кроме как подчиниться.
Я падаю на бок. Думаю, это гораздо лучше, чем упасть на спину. По крайней мере, так я хоть могу видеть всю камеру.
Я смотрю на Люциуса, отчаянно желая, чтобы он предпринял что-нибудь, что угодно, чтобы помочь мне. Но он даже не смотрит на меня. Куда угодно, но только не на меня.
Трус.
Это единственная мысль, что утешает и успокаивает меня.
— Продолжай, Антонин, — бесстрастно говорит Белла. — Теперь она не будет сопротивляться, можешь быть уверен в этом.
— Это действительно так необходимо, Белла? — спрашивает Люциус, глядя на нее с выражением крайнего неодобрения. — Мы выше этого. Она же маггла, в конце концов…
— Ты сказал, что она слишком гордая, — бросает она. — А какой наилучший способ сломить гордость? Как ты сказал, она всего лишь маггла. Это делает ее чуть лучше животного. А животному не нужна одежда. Логично?
Он не отвечает, но согласно кивает.
Этот кивок — еще один пункт к моему списку причин ненавидеть его.
Я внутренне содрогаюсь, когда Долохов склоняется надо мной, мучительно медленно избавляя меня от каждого предмета одежды. По коже побежали мурашки, и… нет, нет, НЕТ! Этого не может случиться. Я хочу к маме и папе. Я не могу позволить им увидеть меня голой, они не могут, нет…
Люциус не смотрит на меня.
Я же не отрываю от него взгляда. Хотя, я делаю это в большей степени для того, чтобы отвлечься, чем по каким-то иным причинам.
Я так сильно его ненавижу. Я цепляюсь за это чувство, чтобы сохранить рассудок.
Смотри на меня, трус!
Хлопья засохшей крови сыпятся на меня, когда мою футболку снимают через голову. Стоп, не надо. Пожалуйста, прекратите!
Я бы молила их, если бы могла говорить.
Он снимает с меня грязные джинсы. Медленно, сантиметр за сантиметром, обнажая мои ноги.
Когда я думала о том, что неплохо было бы переодеться, я вовсе не это имела в виду.
Люциус все еще не смотрит на меня. Его взгляд блуждает где-то на полпути ко мне.
Смотри на меня. Смотри на то, что ты не хочешь прекратить.
Настала очередь моего нижнего белья, и дыхание Долохова учащается. Меня могло бы вырвать, если бы было чем.
Я смотрю на Люциуса, слезы текут по щекам от унижения. Он ведь не посмотрит на меня. А почему нет?
Почему?
СМОТРИ НА МЕНЯ!
«ТРУС!» — кричу я про себя, вложив всю ненависть в это маленькое слово.
Его лицо омрачается. Он ведь слышит, о чем я думаю. Отлично. Тогда, возможно, он сможет почувствовать всю силу моей ненависти и злости.
Холодная, липкая рука ложится на мои ребра, а я даже не могу вздрогнуть. Боже, как это низко! Неужели Долохову недостаточно того, что ему позволили раздеть меня?!
Но едва он коснулся меня, как тут же отдернул руку, словно обжегшись.
— Я позволил тебе смотреть на нее, но ты не можешь ее трогать, — Люциус направил палочку на Долохова. — Она грязнокровка, помни это. Попытайся сохранить хоть какое-то достоинство.