— Прекрати сейчас же! — у него сдают нервы.
Ни за что.
— Ты так гордился, так гордился собой и тем, что заставил меня ненавидеть тебя больше всего на свете, — безжалостно продолжаю я. — Помнишь? Помнишь, как перерезал мне вены тогда, в подземельях?
Задираю рукава платья, выставляя напоказ скрещенные шрамы.
— Смотри, — шепчу я. — Смотри, что ты когда-то сделал со мной. Кажется, тогда тебя это не слишком волновало.
Вот теперь он переводит на меня взгляд — вернее, не на меня, а на шрамы… шрамы, которые он и оставил.
И судя по его лицу, эти шрамы сейчас оставляют новые — в его душе.
— Ну ты и стерва, — яростно шипит он. — Нарочно заставляешь меня страдать, да? Не напоминай, как мне это нравилось. Я не вынесу…
— А вот я должна была выносить, раз за разом! — горячо возражаю я. — Что такое еще один раз по сравнению с тем, что ты со мной делал? Ты можешь спокойно жить, зная, сколько ужасов совершил, так почему не можешь смириться с тем, что учинил со мной? Уверена, ты делал вещи и похуже…
— Ради бога, — с отчаянием в голосе он обрывает мою тираду. — Я могу смириться со всем, что сотворил, но знаешь ли ты, как мне больно от мысли о том, сколько страданий я тебе причинил? Я не хочу делать тебе больно. Я люблю тебя.
Три слова… я до смерти желала услышать их. Свершилось. Я забываю, как дышать, но мне все равно. Меня уже уносит в темноту, я не могу вздохнуть, и тут перед глазами мелькает лицо Эйвери… ни намека на скуку, ни тени привычной повседневной маски — он улыбается, и весь его вид выражает дьявольскую радость.
Твое молчание — золото, Гермиона.
Прихожу в сознание, пошатываясь на месте.
В мгновение ока Люциус оказывается рядом, поддерживая меня.
— Что такое? — спрашивает он. — Что ты видела?
Задыхаюсь, жадно глотая воздух.
— Я что-то слышала… что-то короткое… — встряхиваю головой, будто избавляясь от попавшей в уши воды. — Давай еще раз.
— Скажи, что ты видела… — хмурится он.
— Нет! — горячо возражаю я. — Мы почти у цели, я уверена. У меня такое уже было, помнишь? Когда вы с Драко пытали меня. Я вспомню все, если ты надавишь чуть больше.
— Я не буду… — сквозь зубы цедит он.
От злости бью его кулаком в грудь.
— Как ты не понимаешь, еще чуть-чуть и я прорвусь! Не смей останавливаться на полпути! Сделай это! — еще один удар, на этот раз — сильнее прежнего. — Черт тебя подери, давай!
Черты его лица становятся жестче, он направляет на меня палочку.
— Круцио!
Меня едва не сшибает с ног обжигающей волной боли, я буквально чувствую, как невидимые нити разума вновь сплетаются в том месте, где еще недавно зияла черная дыра, и внезапно все встает на свои места.
Кроме того, беременность обычно является причиной частой смены настроения. Сейчас я хочу знать, чей это ребенок? Насколько я знаю, кандидатов не так уж и много. Так кому же оказана эта… честь? Не потрудишься ли назвать мне его имя?
…Твое молчание — дороже золота, Гермиона.
…Также меня часто посещала мысль, что Темный Лорд ошибся. Что у Люциуса Малфоя — гордого, безжалостного аристократа Люциуса Малфоя — могло быть общего с нескладной, неуклюжей, глупой грязнокровкой? Чего он мог хотеть от нее?
…Не проси о помощи, Гермиона. Никто — ни я, ни Бог, ни даже Люциус — теперь не спасет тебя.
…Обливиэйт!
Туманная дымка рассеивается, я постепенно прихожу в сознание и чувствую теплые объятия Люциуса, слышу, как сильно бьется его сердце.
— Люциус? — шепчу я.
Он напрягается и чуть отстраняется, с беспокойством разглядывая меня.
— Ты в порядке? — интересуется он.
Киваю, стараясь выглядеть как можно спокойнее, хотя на самом деле я очень далека от этого: кровь несется по венам с космической скоростью, и кружится голова. Все кончено. Боже, помоги…
— Я вспомнила, — начинаю я. — Он знает. Прости меня. Он прижал меня к стене, заставил держать глаза открытыми; он уже догадывался, что я беременна, и с помощью легилименции выяснил, чей это ребенок…
Он до боли стискивает мое плечо — у меня перехватывает дыхание, — а потом отворачивается, лишь бы я не видела в его глазах отражения эмоций, что завладевают его душой: страх, ненависть, ярость…
— Прости, я пыталась…
— Знаю, — он резко обрывает меня, закрывает глаза и делает пару глубоких вдохов. — Что ж, вот и все, — тихо и твердо продолжает он, не глядя на меня. — Тогда, уходим. Вместе. Сегодня.