Давлюсь слезами. Родители… я не могу пойти к ним. Он позаботился об этом.
— Как ты мог оставить меня одну? — я едва шевелю губами. — Ты всё забрал, заменил собой весь мир, а потом оставил…
Тихонько поскуливаю, словно раненый зверь, склонившись над телом Люциуса и вцепившись в его рубашку.
— Боже, как ты мог допустить это? — захлебываюсь горем и слезами. — Прошу тебя… умоляю, не надо…
Все напрасно. Разве слова смогут вернуть его к жизни?
Обняв его за шею, приподнимаю, чтобы уложить головой себе на колени. Какой же он тяжелый…
Стискиваю в объятиях, как он когда-то меня. Слезы разбиваются о его лицо, и я вытираю их большим пальцем.
Никогда не видела, как он плачет.
И никогда не увижу.
— Ты не должен меня забывать, — продолжаю я. — И сколько бы тебе ни пришлось ждать меня, ты не должен меня забывать. Потому что я никогда не забуду тебя, слышишь?
Почему я разговариваю с этим… предметом? Это уже не он…
Нет, он.
Слышит ли он меня? Как знать. Все, что я знаю, так это то, что он просто… перестал быть.
Слишком… Боль, бесконечная и безбрежная, затапливает меня, и я забываю, как дышать, и вот-вот потеряю сознание…
Не могу поверить в происходящее, просто немыслимо. Я должна сохранить рассудок.
Рассудок.
Слово-мечта, несбыточная.
Как же, Люцифер вас всех задери, жить дальше?
Приподнимаю его голову, склоняясь ниже, и целую в губы. Холодные…
Мертвые.
Господи, позволь мне увидеть, как Люциус Малфой страдает. Позволь увидеть, как он молит о пощаде. Позволь увидеть его смерть.
Кажется, кто-то все же слушал мои молитвы.
Как я могла знать тогда, о чем прошу?
Чувствую его кровь на своих губах.
Отстранившись, в последний раз оглядываю его. Его лицо… черты резкие или мягкие? Аристократические или обычные?
Не знаю. Никогда не задумывалась о том, как он выглядит. Это был просто… он.
Убираю прядь его волос, чтобы посмотреть в глаза, которые больше не видят. Когда-то они были серыми, а теперь… черные.
Дрожащими пальцами опускаю ему веки. Хотя, какая разница? Это больше не его глаза.
— Я люблю тебя.
Больше мне нечего сказать.
Каким-то чудом — сама не знаю, как — мне удается подтащить его к озеру и, продолжая держать за руку, опустить в воду. Слезы пеленой застилают глаза.
— Прощай.
Крепко сжимаю его руку. Смотрю в его лицо в обрамлении светлых волос и не хочу отпускать. Я не отпущу, никогда…
Одно из существ вцепляется в него, и я сдавленно всхлипываю, глядя на длинные зеленые пальцы; оно тащит его на дно. Может, позволить им утащить и меня…
На автомате отдергиваю руки, отпуская его, и беспомощно наблюдаю, как он исчезает в глубине. Люциус Малфой… существа забрали его, полагая, что он — грязнокровка.
Он ушел.
В последний раз я видела его.
С тихим стоном опускаюсь на землю, изнуренная и опустошенная. Хочу уснуть здесь. И никогда не проснуться.
Рон кладет руку мне на плечо.
— Вставай, Гермиона. Время уходить.
Нет.
Отпихнув его руку, сворачиваюсь клубком.
— Я не пойду.
— Ты должна, родная. Здесь нельзя оставаться.
Обхватываю голову руками. Я хочу, чтобы все вокруг исчезло.
— Я не могу.
— Нет, можешь.
Всхлипываю.
— Ты не заставишь меня, Рон. Пожалуйста, оставь меня.
Но он хватает меня за плечи и встряхивает.
— Послушай, — настойчиво начинает он. — Ты через многое прошла. Мы через многое прошли. Мы видели такое, чего никто не должен видеть, и мы выжили!
Сглатываю очередной жалобный стон.
Он помогает мне встать на ноги.
— Он не выжил, но ты жива, — шепчет он. — Ты жива. Посмотри на меня, Гермиона, посмотри на меня!
Голова едва слушается меня. Наши с Роном взгляды встречаются.
— Ты выжила, — повторяет он.
В ушах стоит гул.
— Помнишь, когда меня только схватили? Беллатрикс тогда сказала, что мы сдохнем, как только они с нами закончат. Но мы живы, Гермиона. По прошествии стольких месяцев мы все еще живы.
Икнув, тяжело вздыхаю.
— Я так устала, Рон.
Он держит меня за подбородок, не давая отвернуться.
— Не смей сдаваться, — яростно шепчет он. — Только не сейчас. Не после всего.
Подаюсь вперед, облокачиваясь лбом на его грудь, у меня так кружится голова.
— Я не знаю, смогу ли.
Он зарывается пальцами в мои волосы.
— Ты не одна, Гермиона.
Медленно обдумываю его слова.
Он прав. Я должна жить. Научиться жить дальше.
Но это так трудно.
— Пойдем.