Что ж, могло быть и хуже. Да, темные, тусклые и старые каменные стены совсем не добавляют уюта, но, по сравнению с моей камерой в штаб-квартире Пожирателей, это просто дворец. У меня хотя бы есть кровать, чтобы громко рыдать в подушку! Но не только, еще у меня есть смежная ванная комната.
Ванная комната!
Это было бы смешно, если бы не было так грустно.
Я понятия не имею, почему мне выделили собственную комнату, да меня это и не шибко волнует сейчас. Возможно, однажды я спрошу его об этом.
Так, значит, он хочет, чтобы я «привела себя в порядок» и одела платье, которое он оставил… Полагаю, он имеет в виду вот эту зеленую, шелковую штуку, аккуратно лежащую на стуле возле туалетного столика.
Но куда он хочет, чтобы я пришла после того, как оденусь?
Так, давай по порядку: вымойся и оденься, а потом уже будешь ломать голову над тем, что он имел в виду.
Я ступаю по черному кафелю ванной комнаты и поворачиваю кран, наполняя ванну водой, а потом скидываю с себя эту жутко тяжелую красную мантию.
Погружаюсь в горячую воду по пояс, и от этого каждый синяк и порез на моем теле взрывается жгучей болью, но я упорно продолжаю погружаться еще глубже, до тех пор, пока на поверхности не остается только голова. Может быть, если я буду сидеть здесь достаточно долго, горячая вода смоет всю вину и боль?
Я хочу увидеть, как они будут молить о смерти, лишь бы больше не испытывать мучений, которым их будут подвергать.
Я беру жесткую щетку и кусок мыла, чтобы смыть с себя засохшую кровь, пот и грязь.
Я хочу увидеть, как Беллатрикс будет кричать и извиваться под действием Круцио. Молить о снисхождении снова и снова…
Моя кожа уже покраснела от горячей воды и жесткой щетки, но я не останавливаюсь, продолжая с остервенением тереть себя губкой, хотя ее щетинки больно задевают мои порезы и царапины.
Я хочу увидеть, как Долохова сначала унизят, протащив голым по улицам, а потом заставят смотреть, как его собственные гениталии горят в огне.
Яростно намыливаю голову, едва не раздирая кожу ногтями, а потом ныряю под воду, отгораживаясь от окружающего мира.
Я хочу увидеть, как Люциус страдает. Хочу увидеть, как он теряет все, утопая в отчаянии, кричит и вопит прежде, чем умрет в полном изнеможении. Жаль, что я не воткнула нож ему в сердце. И хрен бы кто осудил меня за это, потому что он действительно заслуживает смерти.
Я выныриваю из воды, делая глубокий вдох и вытирая капли с лица.
Господи, прежде чем я умру, позволь мне увидеть, как Люциус Малфой страдает. Позволь мне рассмеяться ему в лицо, пока он будет корчиться у моих ног. И я буду благодарна за это вечно.
Выбираюсь из ванной, разбрызгивая вокруг мыльную воду, она стекает на пол, а от моей кожи поднимается пар.
Аминь.
Я снимаю с вешалки полотенце и оборачиваю его вокруг себя, а потом прохожу в спальню и сажусь за туалетный столик.
Из зеркала на меня смотрит девушка, в которой я с трудом узнаю себя — спасибо глубокому порезу на щеке! И еще один вот тут, на переносице, а также синяк на скуле, ой, и на подбородке, на лбу и виске…
Я вздыхаю и в последний раз выжимаю волосы полотенцем, а потом беру в руку гребень, что лежал на столике. Ау, черт, это больно! Волосы так спутались, что понадобится, по меньшей мере, час, чтобы распутать каждый колтун. Наконец, я распутываю последний и снова просушиваю волосы полотенцем, пока локоны не начинают виться — верный признак того, что они почти высохли.
Возвращаюсь в ванную, чтобы почистить зубы. Как хорошо — смыть вкус последних нескольких дней! С остервенением орудую щеткой, избавляясь от вкуса слез, крови и рвоты.
Вхожу в свою спальню (Это не твоя спальня!) и вновь сажусь за туалетный столик.
Ублюдок. Как я могу «привести себя в порядок», если выгляжу так, словно отыграла пару раундов в боксе?
И как ответ на мой вопрос, на мои глаза попадается прозрачный флакон, стоящий на столике. Беру его и читаю этикетку.
«Зелье для моментального заживления ран. Подходит для ежедневного употребления. Избавляет от синяков и порезов».
Истерически смеюсь, а потом все же откупориваю флакон с мазью и наношу ее на раны. Немного жжет, но порезы и синяки исчезают на глазах, будто их и вовсе не было.
Смотрю на свое отражение: может, конечно, теперь я и чистая, но вот в зеркале уже не та девочка, которой я когда-то была. И сейчас я это четко вижу — взгляд затравленного животного, привыкшего жить в постоянном страхе.
Я встаю и, взяв в руки платье, придирчиво осматриваю его.
Оно действительно… очень красивое. Я никогда особо не была помешана на шмотках, но это… и вправду мило. И, кажется, мой размер. Будет сидеть идеально.