— Откуда тебе знать? — он уже почти отчаялся.
— Я знаю, потому что… потому что он… в общем, он делал определенные намеки, но потом грубо рассмеялся и сказал, что никогда не опустится до того, чтобы марать руки о такое ничтожество как я. Дословно, он сказал «Я не трогаю грязнокровок». И потом, когда Долохов…
Я замолкаю, позволяя словам повиснуть в воздухе, потому что я не хочу ему рассказывать.
Но слишком поздно.
Рон почти в ярости.
— Что сделал Долохов?
— Ничего, — слишком быстро. Он сжимает мою руку, и я резко выдыхаю.
— Гермиона, скажи мне.
— Ничего, я же сказала.
Ничего? Тогда тебе так не показалось.
Я стараюсь отбросить эту мысль подальше.
— Просто Долохов попытался, ну предпринял попытку… но Люциус его остановил. Он сказал, что это позор для чистокровного…
Но внезапно дыхание Рона становится глубже.
Я сжимаю его ладонь.
— Рон, это совершенно не важно, пойми. Все что я хочу сказать, это то, что Люциус не позволит ему что-либо сделать, так что все в порядке…
— Я убью его, — произносит он тихо.
— Кого? Люциуса?
— Обоих. Его и Долохова. Я убью их за все, что они с тобой сделали, — отвечает он после паузы.
Обнимаю его за плечи.
— Ну, перестань. А как же ты? С тобой они обращались еще хуже, чем со мной…
— Нет, — тихо отвечает он. — С самого начала они не уставали повторять, как мне повезло, что я не магглорожденный, как ты. Пообещали быть снисходительными ко мне. Это было незадолго до того, как Малфой начал угрожать мне расправой над тобой, если я не дам им нужную информацию.
Я глажу его по руке, в растерянности, не зная, что еще предпринять.
— Все будет хорошо, Рон. Я обещаю тебе…
— Как ты можешь обещать? — Взрывается он. — Как ты можешь заявлять, что все будет в порядке, когда мы находимся в руках этих чертовых психов? Когда они прямо заявили, что убьют нас, как только мы станем не нужны. Когда на тебя положил глаз этот извращенец, а единственный кто сможет тебя защитить — это проклятый Люциус Малфой?
Я молчу, старательно глядя в пол. Сжимаю губы в тщетной попытке не расплакаться.
— Нам нужно выбираться отсюда, Гермиона.
— Как? Нет, тебе, возможно, удастся, если сможешь выбраться из дома незамеченным. Но тебе придется переплыть озеро, и я не смогу отправиться с тобой.
— Что ты хочешь сказать? Ты же ведь умеешь плавать, правда?
— Да. Но в озере есть…твари. Они пытались убить меня, когда мы пересекали озеро. Они охотятся на магглорожденных, поэтому ты их и не видел.
Рон резко втягивает воздух.
— Так вот о чем она тогда говорила.
— Что? О чем ты?
— Беллатрикс сказала Долохову что-то типа того, что как хорошо, что все мы трое чистокровные.
Я вздыхаю.
— Да, именно об этом и шла речь, наверное…
— Но мы не можем так просто сдаться. Должен же быть выход! — Яростно бросает Рон.
— Вряд ли, мистер Уизли.
Черт!
Легкие, едва заметные глазу колебания воздуха, и я вижу, как Малфой снимает плащ-невидимку, и на лице его мерзкая ухмылка. Его волшебная палочка уже нацелена на нас.
Я прихожу в себя быстрее Рона.
— Как давно вы здесь? — мы встаем на ноги.
— Достаточно, грязнокровка, — его ухмылка раздражает. — Более чем достаточно.
— Но, — Рон в смятении. — Вас не было, когда я пришел сюда. Значит, вы были здесь еще до меня!
До? Хотите сказать, что Люциус был здесь, пока я спала?
Малфой закатывает глаза.
— Ваша проницательность никогда не перестанет меня удивлять, мистер Уизли. Я полагаю, теперь вы ответственный в семье за принятие решений?
— Не смей трогать мою семью, ты, ублюдок!
Рон кидается вперед, но Люциус отступает назад. Легкое движение палочкой и полное отсутствие даже следа волнения на лице.
— Круцио!
— AAAAAААААААААААААААААААААААААА!
Рон падает на пол и корчится в агонии, а его крики разрывают меня на части. Я бросаюсь к Малфою, но, как только я приближаюсь на достаточное расстояние, он вытягивает руку, хватает меня за горло и удерживает в таком положении. Я задыхаюсь, а он, все еще держа на прицеле Рона, смотрит на меня, и в его глазах плещется холодная злоба.
— Пожалуйста, — я не шепчу, я едва выговариваю слова, шевелю губами, стараясь изо всех сил. Его рот растягивается в ухмылке, он снимает заклятие с Рона и отбрасывает меня на пол. Я ползу к Рону — его всего трясет, — и обнимаю его, прижимая к себе.
— Это было бы смешно, если бы не было так отвратительно, — он растягивает слова в столь знакомой малфоевской манере. Но он не улыбается, напротив, на его лице застывает странное, злобное выражение, которое я не могу определить. — Какое жалкое зрелище!