Он отпускает мои волосы, но хватает меня за руку, вытаскивая из кармана крошечный ключик.
— Западная спальня.
И мы будто распадаемся на мелкие частицы, просачиваясь сквозь пространство…
Мы в моей спальне. Ну, ладно, не в моей, а в той, что мне выделили, пока я нахожусь в доме Блэков. Минимум обстановки: серые каменные стены, кровать, шкаф, туалетный столик и ванная комната.
Слава Богу, я больше не в этом ужасном подземелье!
Он направляет на меня палочку, мои мышцы расслабляются, и я падаю на пол. Пытаюсь пошевелиться, но тщетно. Это даже хуже Петрификуса Тоталуса, потому что мое тело не онемело, и сейчас технически я все еще могу двигаться.
Зачем он наложил на меня это заклинание? Это чертовски трусливый поступок!
И он… он берет меня на руки и несет к кровати, а затем опускает меня на мягкое покрывало.
Теперь я в панике.
Он может делать со мной все, что захочет.
Но… он лишь садится на край постели и подзывает флакон с исцеляющей мазью с моего туалетного столика. А потом наносит мазь на синяки и ссадины на моем лице. Когда он заканчивает, то вновь направляет на меня палочку, и я чувствую тепло, волной проходящее через меня и уносящее с собой всю боль.
Что, черт побери, он творит?
Но у меня нет времени гадать, потому что Люциус склоняется надо мной, ткнув палочкой мне под ребра.
— Я собираюсь снять заклятие, — тихо говорит он. — Но только посмей пошевелиться, и я буду накладывать на тебя Круцио до тех пор, пока ты не забудешь собственное имя.
Я понимаю, что заклятие отпускает меня по едва заметной дрожи, пробегающей по телу. Судорожно вздыхаю, чувствуя, как его палочка сильнее упирается мне в ребра, и сжимаю в кулак шелковую ткань покрывала, на котором лежу.
И больше не шевелюсь.
Он все еще нависает надо мной.
— Маленький выброс магии ничего не значит, грязнокровка, — шепчет он. — То, что ты можешь исполнить небольшое колдовство, все равно не дает тебе права заниматься колдовством. В тебе нет силы даже на самое элементарное заклинание, тебе все ясно?
Я киваю, потому что уже ничего из того, что он говорит, не имеет значения. Он уже не первый, и он знает это.
Не то, чтобы я теперь ведущая, нет. Он сильнее меня, и у него есть палочка. А я способна на беспалочковую магию только, когда меня вынуждают. И сейчас я напугана. Боль и ярость ушли, уступив место страху.
Как будто этого не достаточно. Вдобавок я больше не ощущаю в себе ту силу, что остановила Люциуса.
Он сильнее давит палочкой мне под ребра и склоняется еще ниже, так, что его грудь соприкасается с моей… и нас разделяет лишь одежда. Я чувствую на щеке его дыхание.
Я… я не могу дышать. И думать.
Пожалуйста, не надо.
Он медленно проводит рукой по моей щеке, его пальцы нежно касаются кожи.
Я подавляю дрожь.
А затем он — Боже милостивый! — он опускает руку ниже, лаская шею, и ниже, между холмиками грудей, к животу… и он, кажется, не собирается останавливаться…
Не надо, пожалуйста, нет!
Внезапно он замирает, а потом перемещает руку в сторону, на мое бедро, вжимая меня в мягкий матрас подо мной…
Под нами…
Я невольно задерживаю дыхание, лежа под ним. Он грубо вдавливает меня в матрац, а его волшебная палочка все еще упирается своим кончиком мне в ребра.
— Не думаю, что нужно напоминать, кто здесь главный, — он едва шепчет, его рука все еще давит на бедро, а его тело прижимает меня к кровати.
Нет!
Теперь я действительно в ужасе, потому что, я думаю, он может… он хочет вернуть контроль над ситуацией. Я уверена!
— Тебе ясно, гразнокровка? — давление его палочки усиливается, а сам Люциус наклоняется еще ниже, — хотя куда уж ниже?! — Я здесь главный, и ты ничего не можешь с этим поделать. Я имею над тобой неограниченную власть.
Я киваю, от страха слезы катятся по щекам.
Возможно, сейчас, вы и вправду имеете надо мной власть. Но что бы вы ни делали, отныне вы знаете, что у меня есть магическая сила.
Но он… он ничего не делает. Несколько секунд он смотрит на меня, а потом встает и отходит от кровати, все еще держа палочку направленной на меня.
— В любом случае, это все неважно, — хладнокровно бросает он. — В конце концов, что такое жизнь, как не набор определенных воспоминаний?
Что… нет… он не может…
Нет, может.
— Трус! — Недоверчиво шепчу я.
На его лице заиграли желваки.
— Думай обо мне, как хочешь, грязнокровка, — тихо говорит он. — Мне все равно.
Он поднимает палочку.
Нет!
— Обливиэйт!
Я будто выныриваю на поверхность воды.