Знакомый звук — протяжный скрип открывающейся двери.
А теперь она закрывается.
Щелк.
На замок.
Приподнимаюсь на локтях, вглядываясь в темноту, и в ужасе судорожно сжимаю ткань покрывала.
— Кто здесь? — От страха едва могу говорить.
Нет ответа.
Дыхание. Тяжелое… слишком тяжелое…
Я ничего не могу разглядеть!
— Я спрашиваю, кто здесь? — Голос срывается, и мой вопрос повисает в темноте.
Тишина в ответ.
Тихие осторожные шаги.
Это… он?
Нет, не может быть! Какого черта ему делать в моей комнате ночью?
А, на что похоже то, что он делает?
Но… он сказал, что не станет! Сказал, что никогда бы…
Только не говори, что такое в принципе невозможно.
Так, это всего лишь мой личный страх перед ним еще с тех пор, как он объявился в моей спальне в доме родителей…
Но… я не могу… о, Боже, пожалуйста, я… я…
Шаги останавливаются в полуметре от моей кровати, и дыхание становится напряженнее, прерывистее.
Боюсь вздохнуть. Только сжимаюсь от ужаса, лежа на кровати.
— Люмос!
Мое сердце уходит в пятки.
Это не его голос.
Слабый огонек освещает комнату и незваного гостя.
Долохов стоит у моей кровати, плотоядно глядя на меня в тусклом свете.
О, Боже.
— Добрый вечер, дорогуша, — его губы искривляются в злобной гримасе.
В мгновение ока выпутываюсь из-под покрывала и скатываюсь с кровати.
— Что такое? — Обнимаю себя за плечи в защитном жесте. — Что вам нужно?
Зачем я спросила, зачем?
Он облизывает нижнюю губу. Его слюна блестит в свете палочки.
— Кажется, я уже ясно дал это понять.
Внутри все сжимается и переворачивается, когда он делает шаг в мою сторону, сокращая расстояние между нами, подходя ближе и оттесняя меня к стене, пока я не натыкаюсь спиной на холодный камень. От страха я забываю дышать. Его дыхание учащается, когда он опирается рукой на стену в нескольких сантиметрах от моей головы.
Огонек от палочки освещает его расширившиеся зрачки. Он проходится по мне взглядом с головы до ног.
Я бросаюсь в сторону, но он хватает меня за талию, прижимая обратно к стене.
От него несет алкоголем.
— Отпустите меня! — Сквозь зубы шепчу я, но он лишь тихо посмеивается, еще крепче стискивая меня в руках.
— О, перестань, — чувствую щекой его горячее дыхание, и меня начинает мутить. — Я уже видел тебя голой. Остальное происходит само собой. Почему бы тебе не согласиться со мной?
Он грубо хватает меня за подбородок и поворачивает мою голову в сторону. Что-то горячее и влажное ползет по моей щеке…
Он облизывает мое лицо!
Кажется, я сейчас свихнусь.
— Ммм, — он отстраняется, причмокивая губами, а я задыхаюсь от отвращения. — Ты восхитительна. Такая молодая, свежая и, несомненно, грязная. Я почти чувствую вкус твоей грязной крови через бархатистую, нежную кожу.
— Отвали! — Я в ярости пытаюсь ударить его, но он бьет меня по лицу. Не так сильно, как Люциус, но тоже неслабо.
— Только тронь меня… — начинаю я, но внезапно понимаю, что не знаю, что сказать дальше. Чем я могу припугнуть его?
— Да? — Зловеще спрашивает он. — Что ты сделаешь?
Нет. Я же помню. Он должен опять…
… Она — грязнокровка. Помни об этом…
Только одно может напугать его.
Делаю глубокий вдох.
— Только тронь меня, — повторяю я. — Я скажу Л-люциусу…
Он громко смеется.
— Ты, правда, думаешь, что его это волнует?
Судорожно вздыхаю.
— Однажды он уже остановил вас, — я в полном отчаянии. — И он сделает это снова!
— Уверена? — Насмешливо спрашивает он, и его рука ложится на мою грудь, сильно сжимая ее через тонкую сорочку. Я вздрагиваю. — И зачем бы ему это делать, а?
Он действительно хочет, чтобы я ответила?
Его рука мнет мою грудь, и я пытаюсь вырваться, но он направляет на меня волшебную палочку, и в следующий же миг невидимая сила крепко прижимает меня к стене, удерживая в таком положении. Все, что я могу, — это лишь вертеть головой в стороны. Стискиваю зубы, чтобы не расплакаться.
— Может быть, он просто не хочет, чтобы кто-то другой касался его маггловской шлюшки? — Бросает он, его пальцы сильнее впиваются в мою грудь. — О, да, я понял, что между вами что-то есть. Но не волнуйся, Темному Лорду не обязательно знать об этом. Если ты будешь хорошей девочкой…
Что за хрень он несет?
— Хорошей девочкой? — Я задыхаюсь от негодования, пытаясь вырваться из невидимых пут, что удерживают меня у стены. Но тщетно. Я не могу даже пошевелиться. — Да я лучше проглочу гной бубонтюбера!