Иногда в памяти Андреа всплывали какие-то обрывки их довольно долгого разговора. Например, узнав, что гость женат, Мелоди заметила:
— Я предпочитаю иметь дело с женатыми мужчинами, поскольку они должны быть осмотрительны в своих связях, а, стало быть, и вынуждены вести себя тактично.
Андреа несколько смутился от такого заявления, и она тотчас же добавила, что не хотела его шокировать.
— Я вовсе не шокирован, — заверил её Андреа. — Простите, однако, если невольно оказался бестактным. Но вы — действительно очаровательная женщина, которая не может не вызывать интереса у мужчин.
— А вы мне представляетесь мечтателем и романтиком, которого привлекают изящные искусства.
Андреа был просто изумлён её прозорливостью.
— Но скажите, как такой человек может заниматься недвижимостью? — выразила, в свою очередь, изумление Мелоди.
И Андреа рассказал о своей главной страсти — живописи, с которой связаны все его творческие устремления и которая, может быть, станет вообще делом его жизни.
Всё, что потом говорила Мелоди, произвело на Андреа потрясающее впечатление. Можно без преувеличения сказать, что из этого гостеприимного дома он вышел совсем другим человеком — преисполненным уверенности в собственных силах и желания немедленно отправиться к своим холстам и краскам, чтобы работать день и ночь, и стать когда-нибудь знаменитым художником!
«Я помогу вам устроить выставку, — звучал у него в ушах проникновенный голос Мелоди. — Среди моих друзей много критиков, продавцов живописи, владельцев галерей... Тот, кто посвящает себя искусству, должен твердо верить в себя... Я не сомневаюсь, что вас ждёт успех. Мы скоро увидимся в Риме!..»
— Идея выставки кажется мне замечательной, — говорил Андреа Эдере, вернувшись из Испании, — хотя и немного пугает. А как ты думаешь?
— Я не очень в этом разбираюсь, — уклончиво ответила Эдера, — но в любом случае выставка была бы для тебя полезной.
— Знаешь, у Мелоди большие знакомства...
— Она, эта Мелоди, очень красива? — прервала мужа Эдера.
— Да, красива. Но причём тут это? Она приедет в Рим, посмотрит мои работы, а затем, если ей понравится то, что я сделал... Понимаешь, я должен работать! Мне надо написать что-то новое, значительное...
О чем-либо другом, кроме живописи и Мелоди, Андреа отныне и говорить, и думать не мог.
Разговор между Манфредом и Хильдой, который в тот злополучный вечер не дослушала Чинция, ничего не прояснил. Хильда внезапно почувствовала себя плохо и поспешила удалиться, пообещав позвонить, как только ей станет лучше. Звонка, однако, всё не было, и чета Дресслеров жила несколько дней, словно на вулкане. Когда же Хильда, наконец, позвонила, у Чинции окончательно сдали нервы, и она предложила Хильде встретиться, твёрдо решив навсегда уйти от Манфреда.
Хильда пришла опять не одна, а с Лоттой, и то, что они услышали от Чинции, похоже, озадачило обеих. К такому повороту событий ни Хильда, ни её подруга явно были не готовы.
— Поверьте, я вовсе не намеревалась разрушить ваш брак, — призналась Хильда.
— И, тем не менее, вы — единственная законная жена Манфреда, — повторила ранее сказанное Чинция. — Поэтому я должна уйти.
— Это безумие! — воскликнул присутствовавший здесь же Манфред. — После стольких лет разлуки мы с Хильдой стали... чужими.
— Манфред прав, — вмешалась Лотта. — Он должен оставаться с вами. Но у нас к нему есть одно предложение...
— Это вы обсудите без меня! — заявила Чинция. — Я только хотела сказать Хильде, что не держу на неё зла. Прощайте, Хильда. Прощай, Манфред!..
Чтобы не разрыдаться на глазах у всех, Чинция выбежала из гостиной. Манфред бросился за ней, но она уже вошла в лифт, и дверь захлопнулась.
Манфреду пришлось вернуться к гостям, а Чинция, поблуждав без цели по городу и выплакав, кажется, все слёзы, сняла номер в гостинице.
— Я возьму Эдерину, и мы немедленно к тебе приедем! — отреагировала на звонок Чинции Эдера.
— Нет, не сейчас, — попросила та. — Поцелуй мою доченьку, Я очень по ней соскучилась. Но мне надо немного побыть одной. Я буду вам звонить.