– Доложи обо мне главному, – приказал ей Ильгар. – И организуй нам нотариуса. Быстро.
Девушка даже не подняла взгляда на Ильгара. Она молча доложила своему боссу о нашем приходе, а затем жестом показала нам войти. Сама же явно пошла выполнять второй приказ Ильгара.
– Ну что, пришло время тебя сдать, – сообщил Ильгар своему пленнику. – У тебя есть последние секунды на то, чтобы дать нам больше информации.
– Я правда больше ничего не знаю, – жалобно ответил парень.
Тогда Ильгар открыл этим же пареньком дверь и ввел нас всех в кабинет своего босса…
Глава 47.
– Ну привет, – Ильгар дерзко поприветствовал своего босса – Шпалова Анатолия. Но все обычно звали его шпалой.
– Это еще что? – сердито отреагировал грузный мужчина с брюшком. Кличка «шпала» совсем ему не соответствовала. – Я приказал впустить тебя одного, а ты мне целым табором заявился.
Ильгар понимал, что такое сравнение для его малышки Ены будет оскорбительным. Взглянув на девушку, он увидел как его девочка поджала губы и крепче прижала к себе сына. Бедняжке явно уже было плохо. Его девочка совсем была бледной, а на лбу появилась едва заметная испарина от лихорадки.
Значит, у его малышки уже поднимается температура. Надо быстрее решать все дела.
– Можно? – тут же в комнате появился нотариус.
– Проходи, – шпала пока в упор не врубался в происходящее.
Однако, когда все уселись босс Ильгара надел очки и увидел кого именно он привел.
– Вижу, что все присутствующие тебе знакомы, – процедил Ильгар. – Может быть ты тогда поделишься со мной, что же это такое вы затеяли?
– Ты знаешь, я не имею права разглашать заказы, – ответил он. – Мне нечего тебе сказать.
– Да? – Ильгар хрустнул костяшками в сжатом кулаке. – Даже если эти заказы нацелены на одного и того же человека? И даже в том случае если во время одного из заказов должны устранить твоего человека?
– Тебя никто не собирался устранять, – буркнул шпала. Он всегда побаивался Ильгара и старался не вести с ним прямых переговоров. – Просто ты слишком вцепился в объект своей охраны. Ты начал мешать делу.
– А то что моими руками пытались убить Марата? – Ильгар с ненавистью прищурился. – Ну или пытались все обставить так, чтобы на меня можно было это спихнуть?
– Марат был опасен, – шпала и сам был напряжен. – В твоих же интересах было избавиться от него. У тебя было столько возможностей! Но ты носился с ним как курица с яйцом. Поэтому у меня и закрались подозрения что, может быть, ты защищаешь на самом деле его интересы, а не этой девчонки.
– Опасен? – еще больше сердился Ильгар. – Ты вообще хоть немного в курсе происходящего?
– О чем ты? – с опаской спросил мужчина.
– Борис Аркадьевич, – Ильгар протянул нотариусу конверт. – Прошу вас стать свидетелем того, что сейчас будет оглашено. Прочтите, пожалуйста, чтобы никто из нас не добавил чего-то лишнего.
– Хорошо, – нотариус включил видеозапись процесса и поставил свой телефон на удобном расстоянии.
– Распечатываю конверт, – говорил он для своего протокола. – В нем только письмо. На конверте никаких пометок кому и от кого. Читаю.
«Моя любимая Гардения, если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в живых. Я ужасно с тобой обходился, я знаю. Я очень винил себя за каждое мое действие, что принесло тебе боль. Я ни разу не извинился ни за один проступок, но знай: я действительно очень тебя любил. Ты была для меня надеждой. На будущее, на счастливую семью, на выздоровление и на мою прежнюю силу. Я очень хотел создать хорошую семью, но у меня ничего не получилось.
Да, я делал тебе больно не только потому, что у меня расстройство личности. Я никогда не признавал этого, но сейчас уже бесполезно скрывать. Кроме всего прочего, у меня еще был рак. Я безуспешно боролся с ним, но каждый день приносил мне лишь невыносимую боль. Только эта боль, а не расстройство личности, заставляли меня сатанеть и причинять боль тебе. Я не мог полноценно лечиться в онкологических клиниках, потому что за меня уже никто не брался, да и появиться в такой клинике означало подписать тебе смертный приговор. Если бы кто-нибудь узнал, что мне конец, то по нашей семье бы нанесли удар. Я не мог этого допустить, и уповал только на своего врача, который не имел права прописывать мне сильнодействующие обезболивающие.