Она встала, подошла к раковине, чтобы ополоснуть лицо холодной водой, полезла в аптечку за таблеткой аспирина и быстро приняла две.
Конечно, она знала, что будет делать, — она будет продолжать заниматься своим секретным заданием; она полицейский и никогда не выйдет из рамок закона даже ради отмщения, даже если это касается ее собственной семьи. Этого никогда не произойдет, она никогда не допустит, чтобы это произошло, и не бросит дело на полдороге.
Ее мозг лихорадочно работал, оценивая ситуацию. Нет способа доказать, что звонил именно он, невозможно законным путем заставить его заплатить за то, что случилось много лет назад. Но, если она раскроет все его преступные махинации, он заплатит за все сполна. Она станет ему лучшим другом, какого никогда не было у этого подонка, и рано или поздно пригвоздит его.
Прежде чем выйти из ванной, Карлин взглянула на себя в зеркало, чтобы убедиться, что выглядит спокойной. Она не хотела прятаться здесь слишком долго, боясь, что Бен будет волноваться, не случилось ли с ней чего-нибудь. Взявшись за ручку двери, она еще немного помедлила. А что она сейчас скажет Бену? Или, быть может, ей следует посвятить его в расследование. Но едва только эта мысль мелькнула у нее в голове, она тут же отвергла ее, потому что, учитывая, насколько Бен сейчас ненавидел Келлнера, это было слишком рискованно, и, чувствуя себя бесконечно несчастной, она открыла дверь и вышла из ванной.
Бен, отставив в сторону тарелку, просто неподвижно сидел, ожидая ее, и с облегчением вздохнул, когда увидел, что Карлин возвращается назад к кровати. Он полагал, что она будет потрясена новостью, и вначале казалось, так оно и есть, но ее неожиданное спокойствие и то, как она просто встала и ушла, поразили его.
— С тобой все в порядке?
— Конечно, милый. — Карлин слегка улыбнулась, снимая халат и снова забираясь к нему в постель.
— Ну вот, теперь ты знаешь о нем. — Голос Бена стал жестким. — Не могу понять, как у этого типа хватает совести навязывать тебе свою дружбу.
— Да, странно, действительно странно, — ей пришлось собрать всю силу воли, чтобы ее ответ прозвучал обыденно, — и интересно.
— Ты что, сошла с ума? — Бен обернулся к ней, не веря своим ушам. — Интересно?
— Ну да. — Карлин почувствовала, что у нее скрутило живот. — Интересная версия.
Бен сердито откинул одеяло, встал и, не говоря ни слова, натянул брюки. Застегивая ремень, он неприязненно посмотрел на Карлин.
— Ты, вероятно, не поняла, — сказал он резко, — мы говорим о человеке, виновном в смерти моей матери и явившемся причиной того, что твой отец стал несчастным калекой. — Бен заметил, как в глазах Карлин промелькнула боль. — Но приятный молодой парень всего лишь сыграл небольшую шутку, правильно? И у вас двоих нет причин не быть друзьями.
Постель внезапно стала холодной, и Карлин натянула на себя одеяло. Она должна найти в себе силы ответить, взвешивая при этом каждое слово.
— У тебя нет доказательств, что это был он. Слова какого-то парня, якобы подслушавшего телефонный разговор, еще не улика.
Бен от ярости заскрипел зубами.
— Прекрати, Карлин. Прекрати сейчас же. Я не могу слышать спокойно этот бред.
Она отвернулась. Ей, конечно же, следовало придумать что-нибудь получше. Бен — недоверчивый ребенок. Ее мысли отчаянно метались в поисках другого способа объяснить невероятное, но ничего не приходило в голову. Ей нужно время.
— Возможно, ты прав, а я поступаю против здравого смысла, — сказала она мягко. — Знаешь, наверное, я не могу воспринять все это вот так сразу. Или, может быть, просто не могу выразить свои настоящие чувства. — Она надеялась, что он не заметит, насколько мучительной была для нее эта ложь. — Я не знаю… — Она недоговорила фразу.
— Ну, уж я-то тем более не знаю. — Губы Бена сжались в жесткую линию. — Я вовсе не хочу, чтобы ты мучилась и страдала из-за этого, но, Карлин, — он с трудом подыскивал нужные слова, — мы так долго ждали, чтобы узнать, кто виноват, я готов был все отдать, чтобы выяснить это. Теперь мы знаем. Ты можешь говорить, что нет доказательств, но я верю Джо Ленстоллеру. Господи, что я пережил, когда он сказал мне; а ты, похоже, вообще ничего не чувствуешь — ни гнева, ни горя, ни желания отомстить. Что с тобой?