— Живой? — просипел я.
— Живее всех живых! Ну ты горазд поспать! Оу-оу, не дергай рукой, тебе Йоши внутривенно какую-то хрень вливает.
— Хрень?
— Ну ты пятые сутки в отключке! Вот так Йоши кормит тебя и поит.
Зрение наконец пришло в относительную норму, перестроилось. То, что принял за яркий свет, оказалось всего лишь световыми индикаторами ползающего по мне автодока и лучом карманного фонарика в дальнем конце комнаты, бьющего в потолок. Не вставая я приподнял голову и увидел, что лежу на груде картонных коробок, а под голову мне положили свернутый валик моего же худи.
В маленькой комнатушке технического этажа со мной был только Ханг. Видимо, дежурил.
— Наши как?
— Наши в порядке, — ответил друг. Помолчав, добавил: — Не все, но в порядке.
— Кто?! — Я невольно дернулся, пытаясь встать, но Ханг прижал меня к коробкам.
— Не все успели спуститься, — сказал он и замолчал.
— Кто, Ханг?!
— Много работяг осталось наверху, в том числе из-за лифтов. Все не вместились, а за следующей партией лифт не вернулся. Не было к тому моменту ни лифтов, ни тех, кого нужно забрать.
— Парни?
— Ну ты сам видел, кто с нами спускался. Парни все целы.
Я обратил внимание на то, как он выделил слово «парни». Тиссы и Риты здесь не было, значит, речь о…
— Энико, — прошептал Ханг. — Обычно она остается у Томми, но в ту ночь из-за нашей операции в Стылом ущелье он отправил ее к родителям. Если бы она так и сделала, то все было бы в порядке, потому что семьи Дьюлы и Мэнни успели эвакуироваться. Но Энико пошла ночевать к подруге в самом дальнем крыле здания. Они не успели. В суматохе Дьюла вспомнил о ней, только когда увидел Томми. Думал, что дочь ночевала у него. Томми, как понимаешь, был уверен, что Энико с родителями.
— Как они?
— Землю грызли. Дьюла разбил кулаки о стену, потом начал биться лбом, но его оттащили. Йоши вколол ему успокоительного. С Томми хуже…
— В смысле?
— Хотел покончить с собой… — Ханг сглотнул. — Рванул туда, где обвалилась плита, кричал, что не хочет жить без любимой Энико. Его хватились поздно. Пока надевали защитные костюмы, пока бросились на поиски, он уже выбрался на этаж выше и сидел там. У него острая лучевая болезнь. С таким «Домашний доктор» не справится, а картриджи армейского на тебя ушли. Вся надежда на то, что нас скоро вытащат.
— А нас вытащат?
— Не знаю. — Я посмотрел на него, и он отвернулся. — Кали превращен в Чернобыль, я не знаю, кто в здравом уме рискнет нас искать. И будет ли искать вообще.
— Йоши наладил связь?
— Нет. Но безопасники шепчутся, что связь все же есть. Если это можно назвать связью…
— Ты о чем?
— Да хрен его знает, Алекс! Я уже запутался и не понимаю, где они врут, чтобы мы не паниковали, а где говорят правду. Вилли уверяет, что у него есть односторонняя связь с Медведем, и тот поможет. Но он уже три дня как подал сигнал, и ни хрена! Может, и нет никакого Медведя?
— Есть. — В комнату зашел Вилли, за его плечом показался Хайро. — И Медведь есть, и связь есть. Рад, что ты в порядке, Алекс!
— Как ты, парень? — спросил Моралес.
— Вы мне скажите.
— Устройство связи с Медведем не могло пробиться отсюда, — ответил за него Вилли. — А нас тут замуровало. Что не испарилось при взрыве, обрушилось, утрамбовалось и все это, считайте, залило слоем стекла. Дня три разбирали завалы посменно, пробивались наверх, пока выбрались на поверхность. Костюмов-то мало!
— И?
— Выбрались, подали сигнал, потом ждали. Не дождались…
Вилли вздохнул, повел плечами. В полумраке его чумазое лицо сливалось с тьмой за спиной. Он закатил рукав и показал браслет-коммуникатор неизвестной модели, который я уже видел. Выглядел он как расплавленный металл, который охватил руку и застыл.
— Устройство работает только на моей руке, поэтому я и пошел. Связь односторонняя, и на том конце никто не сидит, не ждет, проверяют раз в сутки. — Вилли посмотрел на Ханга. — А вам я сказал, что связь налажена, чтобы вы перестали паниковать. Ладно Томоши решил стать супермутантом, но ты-то куда полез?!
Даже в полутьме я заметил, как наливаются багрянцем уши Ханга. За стеной послышались чьи-то голоса, топот, но я в этот момент смотрел на друга.
— Ханг?
Он промолчал, и тогда ответил Хайро:
— Твой безмозглый товарищ решил поиграть в героя. Стырил костюм радиационной защиты, импульсник и поперся наверх. Знаешь зачем? Спасать тех, кто не успел спуститься.
— Я думал, что… — начал говорить Ханг, но был перебит.
— Ты не думал! — Вилли ткнул ему пальцем в грудь. — В том-то и дело, что ты не думал! Кого ты собрался спасать? Почти все Калийское дно превратилось в радиоактивную пустыню! Не осталось никого, кроме тех, кто спрятался на нижних уровнях подвала! И то не факт, что там народ выжил.
— Ладно, полегче, Брисуэла, — проворчал Хайро. — Дань памяти погибшим отдадим, когда сами спасемся, и только после того, как поможем тем, кого еще можно спасти. Параллельно будем искать тех, кто ответственен за атаку. Очевидно, что это Галлахеры, но нам нужны доказательства… — Он внезапно замолчал, обернулся и застыл.
— Ими уже занимаются, — раздалось за его спиной. — И Галлахерами, и выжившими.
В слабоосвещенной комнате я не сразу отыскал человека, которому принадлежит голос. Звучал он чуть хрипловато и трескуче, словно в плохо настроенном радио. Хайро и Вилли расступились, и между ними показался невысокий силуэт в серебристом скафандре.
— Здравствуй, Алекс, — сказал человек.
Он приблизился, чуть наклонился, посмотрев мне в глаза, и за забралом шлема я увидел лицо, известное всему миру.
— Я Майк Хаген, но ты можешь называть меня Медведь.
Интерлюдия 1. Уильям
Почти тридцать лет назад Уильяму Брисуэле светил только один путь: в Картель.
Вся его семья так или иначе была завязана на дела этой преступной организации. Отец, дяди, кузены, старшие братья — все что-то делали для Картеля. Да и женский пол не отставал — кто-то работал на сортировке, кто-то на фасовке, кто-то просто готовил еду для тех, кто вкалывал на подпольных цехах. В родной Гватемале, до того, как она, да и остальная Центральная Америка и север Южной превратились в негражданские зоны, больше особо заняться было нечем.
О начале Третьей мировой Вилли Брисуэла узнал из сети. По правде говоря, ни ему, ни его друзьям не было дела ни до войны, ни до того, кто в ней победит. Гватемалу разногласия стран Большой десятки волновали меньше, чем дела колонии на Луне.
Но война сама пришла к ним, в их города и на их улицы. Под шумок ядерных взрывов в Северном Китае и на Ближнем Востоке кто-то заодно решил прижечь священным огнем термоядерной бомбы плантации мака и коки в Центральной и Южной Америке.
После этого дела Картеля пошли как-то не очень. Начались внутренние дрязги, борьба за уцелевшее, восстановление производства и логистических путей, а семье Вилли пришлось искать другую работу.
Сделать это в послевоенном мире было непросто. Из-за повышенного фона и радиоактивных дождей бизнес и производство мигрировали в нетронутые войной земли, а людям приходилось большую часть жизни проводить под землей.
Главной причиной безработицы стал послевоенный технологический буст. Секретные военные технологии попали в руки корпораций и, соответственно, — на рынок. Большую часть работы стали выполнять роботы.
Да, везде требовались рабочие для восстановления разрушенных городов, ферм и плантаций, производственных цепочек. Но ниши, где требовались лишь руки, заняли роботы, а рабочие места, где нужны были знания, Вилли не светили ни при каких обстоятельствах в обозримом будущем. Мир быстро и кардинально менялся, контроль над планетой перешел в руки ООН, ставшей единым правительством, а таких, как Вилли, дорога вела либо в криминал, либо в военные.
В родном городе Вилли, где Картель ослабил хватку, объявились эмиссары Триады. Двадцатилетний Брисуэла попытался завербоваться туда, но отказался от этой идеи, услышав, какой именно тест ему придется пройти ради места рядового бойца. Убивать уважаемого господина, который лично ему ничего плохого не сделал, он не хотел. Господин был продажным чиновником и человеком Картеля, но в то же время именно он помогал нуждающимся бесплатной едой и лекарствами.
Естественно, свой отказ эмиссару Триады Вилли не озвучивал, иначе не дожил бы до утра. Он покидал нехитрые пожитки в дорожную сумку, расцеловал мать, обнял отца и исчез. Родители тоже не вчера родились и скрылись в ночи, направившись в родную деревушку в джунглях Гватемалы — там, где Триаде их было не достать.
Вилли добрался до границы и попался. Он был уверен, что опасности нет, после войны границы между странами стерлись, но, как оказалось, имя Уильяма Брисуэлы с некоторых пор засветилось в нехорошей базе данных гражданского населения Гватемальского дистрикта.