— Зоран… — устало и очень тихо сказал Хаген. — Пожалуйста, не сейчас.
Украдкой я изучил лица остальных. Дениза и Гай Бэррон казались безмятежными, а вот остальные выглядели одновременно и заинтересованными, и чувствующими неловкость, как и я, словно мы стали свидетелями семейной разборки, грозящей перерасти в скандал с выбрасыванием грязного белья.
Чтобы оправиться от этого чувства, я начал думать. О чем говорит Зоран? Если отцы-основатели твердили ему о его великом будущем, значит ли это, что они увидели это будущее? Или все куда проще, и отцы-основатели просто говорили то, что обычно говорят родители своим детям? Или бабушки и дедушки — внукам?
— Закончив школу, я удрал от них всех, — продолжил рассказ Савич. — Мне не хотелось быть героем и спасать мир. Я хотел своей жизни, пусть обычной, негероической, но такой, где я бы сам принимал решения и нес ответственность за свои поступки… — Он тяжело вздохнул. — Я был еще ребенком, когда после очередного выговора от бабушки я наговорил ей много плохого. В том числе я сказал, что быстрее бы она умерла, может, тогда мне удастся делать, что хочется. После этой жуткой ссоры бабушка уехала на работу. Утром ее нашли мертвой там же.
— Я не понимаю, — вдруг заговорил Денис Каверин. — Зачем нам вся эта лирика, народ? Мало того, что мы собрались — подумайте только! — на космической яхте, так еще… Богом клянусь, никогда в такой чудной компании не бывал! Не нравится мне все это. Хотелось бы побыстрее понять, чего от меня хотят, и перейти к делу.
Хаген не ответил, Савич — тоже, и тогда вмешался Иен:
— Вы уж простите, мистер Савич, не хочу показаться бестактным, но вы уверены, что нам так уж необходимо знать? Уж слишком оно личное. Зачем?
— Потому что я вижу за этим столом еще одного мальчика, которому хотят поломать жизнь, — ответил Зоран и покосился на меня. Потом он хмуро взглянул на Майка и нехотя произнес: — Я останусь, дядя Майк. Останусь, потому что теперь и сам знаю: все, чего вы боитесь, не сказки и выдумки.
— Ты знаешь? — приятно удивился Хаген.
Зоран кивнул:
— Я подключился.
— У тебя получилось! — На лице Майка проявилось облегчение, но что именно удалось Зорану, ни тот, ни другой нам говорить не стали.
Я же внутренне собрался, ожидая, что Майк даст мне слово. Но он даже не посмотрел на меня и обратился ко всем:
— История, которой я собираюсь поделиться, настолько невероятна, что вам будет трудно поверить. Поэтому я помогу вам, продемонстрировав несколько своих способностей.
С этими словами он исчез, мгновенно растворившись в воздухе. Через секунду он появился за спиной Митчелла, но только для того, чтобы отобрать его планшет, швырнуть через комнату, исчезнуть и проявиться, поймав его с другой стороны стола за спиной Денизы Ле Бон. Отвесив челюсть, я осознал, что Майк Хаген только что использовал Ясность. Вот только происходило все в настоящем мире… Стоп… А в настоящем ли? Может, я все еще в коме, а мое сознание загрузили в виртуальный мир?
— Нет, Алекс, ты не в вирте, — посмотрев на меня, сказал Хаген. — Это реальность.
«Хаген читает мысли!» — пронеслось у меня в голове, а прошел к стене за своим креслом. Стена раздвинулась, и он достал оттуда плазменную винтовку. Хаген снял с себя футболку, демонстрируя смуглую кожу и выпирающие мышцы, какие редко встретишь у людей его возраста.
— Мистер Митчелл, не поможете? — спросил он.
Иен пожал плечами и шагнул к Хагену. Тот вручил ему винтовку и сказал:
— Выстрелите в меня.
Лицо Иена побелело, он помотал головой, вернул оружие и сел на свое место.
— Я сделаю, — сказал дядя Ник.
Он легко поднялся, стремительно обошел стол, и проходя мимо меня, потрепал меня за вихры. Взяв винтовку из рук Хагена, он вопрошающе кивнул.
— Отойдите на несколько метров, чтобы было видно выстрел, и стреляйте, мистер Райт, — сказал тот.
Без промедлений дядя Ник сделал требуемое. Сгусток плазмы с шипением пролетел пространство и врезался в грудь Хагена. Йен ахнул, Октиус вскочил и сел на место, Серебрянский вообще закрыл лицо руками. Я и сам, стиснув кулаки, невольно зажмурился, а когда заставил себя открыть глаза, плазма растеклась по груди Хагена и опала огоньками, словно его защищал силовой щит.
Денис, ругаясь, вскочил, всплеснул руками и хлопнул по столу. Иен, потирая переносицу, качал головой и бормотал что-то про доведения до инфаркта. Я же заметил, что чудо оставило равнодушными Денизу Ле Бон, дядю Ника и Зорана, словно они знали, что произойдет. Или просто научились хорошо скрывать эмоции.
— Спасибо, мистер Райт, — сказал Хаген.
Дядя Ник занял свое место, Хаген вернул винтовку в стену и сел за стол.
— Уверяю, никаких технологических приспособлений, — сказал он. — Все эти способности — лишь часть того, чему я научился за многие годы. Но обо всем по порядку. Примерно пятьдесят два года назад группа совершенно разных и никак не связанных между собой людей была отобрана для того, что я пока назову неким научным экспериментом.[1]
— В чем была его суть? — оживился Митчелл.
Проигнорировав вопрос, Хаген продолжил говорить:
— Побочным эффектом стало появление у подопытных определенной сверхспособности, которая в то время считалась чудом, но в наше время является скорее чудом технологий, которое в относительно скорое время появится в массовом доступе.
Дядя Ник с удовлетворением кивнул, словно знал, о чем ведется речь.
— Неуязвимость? — поинтересовался Иен. — Умение летать? Невидимость?
— Нет, мистер Митчелл, речь идет о полноценном нейроинтерфейсе, позволяющим без всяких устройств дополнять реальность сопутствующей информацией. Над прототипом подобного сейчас работает Зоран, но в его проекте и в той версии нейроинтерфейса, которую получила группа людей в начале века, есть принципиальное отличие. Прототип Зорана подключается к интернету. Уточню — к компьютерной сети, созданной человеком и забитой базой знаний человечества. Нейроинтерфейс, полученный экспериментальной группой, подключался… — Сделав паузу, Майк хмыкнул. — Подключался и подключается к вселенскому инфополю.
Иен Митчелл отчетливо крякнул и проворчал:
— Так и полагал, что влип в очередную секту! Скажите, Майк, вы уверены, что нам необходимо это знать? Я все еще не уверен, что ваша демонстрация — не какой-то ловкий фокус, а вы рассказываете нам все эти сказки, городские легенды…
— Тосты, — встрял Серебрянский.
— Что «тосты»? — удивился Иен.
— Простите, — отмахнулся доктор.
— С вашего позволения продолжу, — сказал Хаген, улыбнувшись. — По ходу повествования, мистер Митчелл, вы поймете, нужно ли было это вступление.
Всего ли вступление? Вступление к чему? Я вжался в кресло в ужасе от того, что угодил в центр чего-то нехорошего. Ни в Бездне, ни в Преисподней у меня не возникало такого чувства — словно мне все снится, хотя там и казалось, что все происходящее — кошмар. Но там я знал что к чему, понимал, что это лишь игра, в которой может произойти все, что угодно. Здесь же услышанное, причем от человека, которому сложнее не верить, чем довериться, еще и в окружении знакомых мне, но таких разных людей… В общем, все это попахивало бредом сумасшедшего и фантасмагорией. И хуже всего, что интуитивно я понимал, что это правда, просто мне, как и Зорану в свое время, хотелось пожить для себя, а не спасать мир, которому грозит множестве неведомых угроз.
Наверное, такие же чувства испытывали и другие, потому что некоторое время все молчали, а Хаген не продолжал говорить, словно задумавшись.
Наконец Иен поерзал в кресле и буркнул:
— Хотя бы скажите, что за космическая галактическая сеть это ваше инфополе?
— Вселенское инфополе — космический интернет будущего. Смею заверить, что скоро человечество освоит его и научится не только добывать там информацию, но и… Впрочем, не сейчас. Вернемся к экспериментальной группе.
— Сколько их было? — снова встрял Иен, чья душа журналиста, как я догадывался, требовала ответов и не терпела неточностей.
— Много. Сотни людей по всему миру, независимо друг от друга. То, что мне известно: я и все остальные отцы-основатели «Сноусторма», кроме Славы, стали частью этого эксперимента. Так мы все и познакомились, а позже к нам присоединился Вячеслав Заяцев.
— И с тех пор вы владеете суперсилой, — скептически произнес Иен, почему-то раздраженно покосившись на Денизу. — Даже суперсилами.
Самая красивая женщина мира по версии миллионов людей все так же молчала, но по скользнувшей по ее устам улыбке я понял, что неугомонный журналист ее веселит.