Вообще, так безрадостно Деспот не чувствовал себя со времен поражения в Демонических играх. Но даже тогда, если не считать понижения в звании, в Преисподней его жизнь не сильно изменилась. Да, сначала была участь рядового инстиги в худшей когорте худшего легиона, потом — медленное выгрызание своего места под солнцем посреди унылых пыльных пейзажей Вортема, что западнее Очага, и, наконец, восхождение в центурионы, должность трибуна и долгожданное легатство. В общем, скучать не приходилось, ведь всегда было чем заняться.
А потом в его жизни снова появился Скиф, его соратник поневоле, и тогда, в резиденции Белиала, когда Деспот снова увидел смертного в образе тифлинга, что-то в нем надломилось. Ведь, если бы не Скиф, быть Деспоту по сей день развоплощенным. А кто бы и что ни говорил, но умение быть благодарным — не чувство благодарности — у Деспота было развито повыше многих. Это его качество одинаково высоко ценили как рядовые бойцы, так и командиры. Особенно те, кто видел в нем лишь еще одного бастарда великого князя.
С момента изгнания ни разу Деспот не пожалел, что потерял бессмертие и угодил в Дисгардиум. Со Скифом было весело — вокруг соратника все время что-то происходило.
Приключения на Южном полюсе — у-у-ух! Насыщенно, ярко и прекрасно — хоть сейчас используй как слоган рекламного ролика для демонических туров в Дисгардиум! Знакомые Деспота из той жизни, пытаясь вырваться из обыденности, иногда заключали договор со смертным чернокнижником, а потом возвращались, полные впечатлений и как правило с хорошим кушем. Но, Деспот был готов поставить на это все хао Преисподней, никому из них не довелось пережить даже частичку того, что пережил он со Скифом за короткое время.
После победы на Ядром Чумного мора Скиф ушел в свой мир и исчез на четыре дня, а когда появился… это уже был не соратник Деспота. Это был мешок с мясом и костями, без тени разума во взгляде и с пустой телесной оболочкой. Душа же затерялась явно не в этом мире — Деспот ее не чуял.
С того дня Деспот неотрывно стоял истуканом у кладбища возле безвольной оболочки соратника, печально взрыкивал и не давал никому приблизиться. Кто бы ни подходил к телу: хоть друзья Скифа из другого мира, хоть неумирающие слабаки-рудокопы, лесорубы, рыбаки; хоть глупые смертные дикари вроде тех же троллей, троггов или кобольдов — всех Деспот отпугивал и изгонял прочь.
Бездушного демона ужасал вид беззащитной плоти Скифа — каждый мог в любой момент, просто наступив на горло или перекрыв дыхательные пути, отнять жизнь соратника. Скиф, конечно, неумирающий, но береженого демоном и вселенная бережет.
Над такой слепой преданностью посмеивались другие демоны — вытащенные Скифом из небытия сатир Флейгрей и суккуба Нега.
— Не дури, Деспот, — как-то сказал ему продажный сатир-алкоголик. — Скиф неумирающий, ничего с ним не случится! Пойдем лучше в адский покер перекинемся?
Деспот ему чуть рога не оторвал — не за эти слова, а просто так. От тоски. И чтобы развлечься.
Чтобы отвлечь Деспота, Нега включила все свои таланты очарования и соблазнения, но пост он так и не покинул. Да и после лучших демониц Преисподней потрепанная суккуба Деспота как-то не прельщала.
В самый первый день смертный Ояма, наставник Скифа по безоружному бою, подошел проведать ученика. Деспот, горюя, не обратил внимания, кому принадлежит легшая на него тень, угрожающе грог-х-рнул, смертный шевельнул пальцем, и демона унесло компактным смерчем куда-то на другой остров.
Там Деспот узнал, что остров называется Менгоза, и он был перенесен Бегемотом вместе с Кхаринзой, как колонизированная «пробужденными» территория. Теперь оба острова, как объяснил Спящий, мерцали — периодически меняли свои координаты в Бездонном океане.
Ояма больше не возвращался, большую часть времени занимаясь тренировками. Деспот слышал, что мастер взял в ученики группу подростков и категорически запретил демону обижать их.
От неумирающих друзей Скифа жители Кхаринзы узнали, что душа Скифа заперта в междумирье, доступ куда есть только у клана неумирающих «Дети Кратоса». Деспот свел одно с другим и понял, почему Ояма спокоен — для смертного старца, множество веков бороздившего Астрал, разделение души и тела было обычным делом. Потому он спокойно ждал, когда ученик вернется в свое тело.
Новые ученики Оямы были по большей части из диких племен, населявших остров, но затесались туда и пара гоблинят, и даже один дерзкий и агрессивный гобник по имени Коляндрикс. Гобник достал Деспота тупыми требованиями, завуалированными под вопросы и просьбы:
— Э, черт, ты чей? С кем ты, а? Ты че, потерялся?
— А че руки такие длинные, ты че, не пацан?
— О, чертила, а дай рога поносить?
— Слышь, демон, а ты за Бегемота слыхал? Че думаешь, вернется его протеже или так и останется овощем?
Деспот, не смевший перечить Ояме, сдержался с большим трудом. Себя же он утешал оправданиями, что он пообещал Скифу никого здесь не жрать, и теперь просто держит слово.
Однажды гобник явился с огромной папиросой в зубах, за его спиной маячила группа самых отмороженных учеников Оямы — три сутулых тролля, четыре трогга с дебильными рожами и парочка кобольдов.
Явно красуясь перед ними, Коляндрикс вальяжно подошел к Деспоту, шевельнул ушами и протянул папиросу демону:
— Дыхни не в падлу, а, дай прикурить, во имя Спящих!
Тот осклабился и дал прикурить — аккуратно, но все же адское пламя лишило Коляндрикса не только одежды, но и всей растительности на теле. Для гобника это стало таким ударом по репутации, что от обиды он стал тренироваться круглые сутки. Мечтал, по всей вероятности, обучиться приемам и техникам и наказать гнусного демона. А Ояма был настолько рад старательности Коляндрикса, что обучил того технике Воздушного пасодо’бля — убийственного танца, позволяющего противостоять множеству противников одновременно.
Деспота этот факт оскорбил до глубины несуществующей души — Скиф пробился в ученики к легендарному гранд-мастеру с невероятными трудностями, его душа блуждает в междумирье, а Ояма берет в ученики кого ни попадя, словно забыв о Скифе, и обучает это отребье убийственным техникам!
В общем, в эти дни все и всё раздражали Деспота, а больше всего — неумирающий смертный Гирос, один из друзей Скифа, который мог затаиться в Астрале и атаковать оттуда. Он действовал на нервы Деспота своей шустростью и всегда успевал проявиться рядом с телом соратника, чтобы быстро, но низко поклониться и тут же исчезнуть. Хуже того, Гирос стал примером для смертных, и теперь они, остановившись на безопасном расстоянии, били поклоны издалека.
Поначалу Деспот метался тенью и прогонял их, подозревая каждого в вероломстве и желании прикончить соратника. Демон не спал и не ел, боясь сомкнуть глаза даже на минутку.
Нервы демона натянулись до предела, когда с легкой подачи другого друга Скифа, воина-титана Бомбовоза, смертные стали не только кланяться, но и прикладывать правую руку к виску, что, в понимании этих дурачков, было равнозначно демоническому удару кулаком в грудь. То есть эти идиоты таким образом как бы отдавали Скифу честь.
Несуразность жеста взбесила Деспота так, что он перестал церемониться. Друг ты, соклановец или эльф тебя разбери кто Скифу, а шататься возле беззащитного соратника не смей! Демон отлавливал всех подряд и через тени отправлял куда подальше.
Недовольство произволом демона зрело, и в конце концов работяги Кхаринзы взвыли. Деспот не давал им пройти мимо, из-за чего им приходилось делать крюк через джунгли. Нытики пожаловались Спящему, и тот явился разобраться с излишне ретивым демоном.
Бог, приняв облик обычного человека, крепкого невысокого светловолосого мужчины лет сорока, посидел рядом с демоном, ставшим жрецом Спящих, и, заглянув в самое нутро, в самые потаенные мысли Деспота, сообщил странное:
— Отец будет тобой гордиться, демон.
Деспот рассмеялся — искренне, от всей несуществующей души:
— Скорее Хаосом обернется Упорядоченным, чем великий князь Диабло простит меня, одного из многих отпрысков-бастардов, о, ужасающий, но справедливый Бегемот…
Посмотрев на Бегемота, совсем не ужасающего, а выглядевшего как смертный, Деспот смутился и запнулся.
Спящий слабо улыбнулся:
— Первые разумные, дикие и ограниченные, ни за что не поверили бы в добрых богов. Наши имена и эпитеты — с тех времен, когда мы ужасали, кошмарили, требовали жертвоприношений и при необходимости были безжалостны.
— Вот и отец мой всегда говорил, что сначала ты работаешь на репутацию, а потом она — на тебя, — согласился демон, вздохнул тяжело, выдыхая пламя. — Вот только моя репутация уже уничтожена.