В целом же получается счастливая картина. Ведь есть мнение, что о великом футболисте заговорили по-настоящему лишь после его смерти. Вынужден не согласиться. Тогда, в конце 67-го, его чествуют и славят с нескрываемым, неподдельным удовольствием. Включили, например, в очень престижный список десяти лучших спортсменов года. И вообще: все им любуются — от рядового сотрудника ЗИЛа до будущего лауреата Нобелевской премии по литературе поэта Иосифа Бродского, у которого, несмотря на ленинградские корни, Стрельцов был любимым футболистом. Да и в команде он «играющий тренер». Идиллия?
В общем-то, да. Одно вот покоя не даёт. Что именно — покажет маленькое отступление от непосредственно футбольной тематики.
...«Маяковский был и остаётся лучшим, талантливейшим поэтом нашей эпохи» — так И. В. Сталин написал в декабре 1935 года красным карандашом на письме Л. Ю. Брик, которое она от отчаяния адресовала лично вождю. И после того росчерка пера Триумфальная площадь получила имя Маяковского, а стихи его стали насаждать в школе, по выражению Б. Л. Пастернака, «как картофель при Екатерине». Между тем при жизни и почти шесть лет после самоубийства никаким «лучшим и талантливейшим» Владимир Владимирович не был. И травили поэта много и с наслаждением, и власть отказала в моральной поддержке, не почтив вниманием итоговую выставку «20 лет работы», куда главного-то вождя Маяковский позвал «первым номером». Ну и сами подумайте: кто ж в 37 лет застрелится, коли жизнь так счастливо складывается?
У Стрельцова вышло, слава богу, иначе. Однако не поздновато ли он получил то, что обязан был иметь по праву? Потому что футболисты проживают две неравные жизни. Одна включает годы, когда они играют, другая — всё остальное проведённое на этой земле время. Так вот: у Стрельцова впереди оставался один полноценный сезон — 68-го года. Далее включались другие обстоятельства, сейчас не время на них останавливаться. Но то, что великолепный мастер под закат игровой карьеры ценой нечеловеческого напряжения сил и проявления исключительного мужества получает, наконец, признание собственной страны — по-своему горько. И, как и в случае с Маяковским, горечь эту никакими поздними славословиями не унять.
Глава 11
ПОСЛЕДНИЙ ТРОФЕЙ
В 1968 году и сборной СССР, и «Торпедо» предстояли серьёзные испытания: четвертьфинал первенства Европы и та же стадия Кубка обладателей кубков соответственно. Стрельцов был нужен и национальной команде, и клубу.
Яркая иллюстрация тому — анкета «Советского спорта». Все наставники команд первой группы класса «А» должны были назвать стартовый состав отечественных четвертьфиналистов к поединку с венграми. Откликнулись почти все — 16 человек (принципиальный отказ пришёл лишь от В. А. Маслова). И в каждом выборе одиннадцати исполнителей на позиции центрфорварда значился Стрельцов! А старший тренер национальной команды М. И. Якушин в том же газетном номере резюмировал: «На позиции центра нападения Эдуард Стрельцов в одиночестве. Это тоже тревожит: выбор мал». То есть и заменить-то его нельзя! И исполнившиеся 30 лет — не помеха.
«Однако Стрельцов, во-первых, не только ударная сила нападения, но ещё и организатор атак; во-вторых, он способен выполнять огромный объём работы, а именно такие форварды и ценны в современном футболе» — так Михаил Иосифович разъяснял необходимость для сборной торпедовского центрфорварда журналисту «Московского комсомольца». А в мартовском номере журнала «Наш современник» А. М. Соскин приводит слова Якушина: «Действительно, только ему в теперешней сборной дано искусство паса».
В начале марта торпедовцы отстояли своего лидера: турне по Мексике подопечные Якушина проведут без лучшего своего центрфорварда. Потому что у сборной ещё имелось немного времени в запасе, а автозаводцам предстояло сражаться с «Кардифф сити» из Уэльса за выход в полуфинал еврокубка уже в марте. Такой возможности — оказаться среди четырёх сильнейших в клубном турнире — советские команды до той поры не имели.
Самое время сосредоточиться на том советско-валлийском противостоянии.
Для начала — о противнике. Его, как обычно, изначально требовали принять всерьёз — а после поражения сообщили: «Все понимали, что торпедовцы, будем откровенны, не имели права уступать команде, занимающей место в конце второй английской лиги». Пусть это высказывание Ильи Бару и относится к декабрю, но так, по совести, наши руководители считали с самого начала.