— Ты? Ха-ха! Хо-хо!
— А что? Ведь сватовство-то было необычное! Король искал зятя, гораздого на выдумки. «Не нужно мне ни богатства, ни знатности, — говорил он: — будь парень хоть нищий, да только умей перещеголять мою дочку в искусстве выдумывать небылицы».
Новобрачная перестала танцевать. Она остановилась и слушает.
— Да, — продолжает рассказчик, смело встретив взгляд красавицы, — я и согласился.
— Не мудрено! — восклицает кто-то. — Искусством вранья ты славишься!
Раздается смех, но рассказ продолжается.
— Ну так вот: зашел я во дворец и увидал принцессу.
— Хороша небось?
— Хороша. Она подозвала меня и спросила: «Это ты сватаешься за меня?» — «Я». — «Вряд ли ты мне ровня, — говорит она. — Ко мне сватался сам принц Куркуранский!» — «Сама принцесса Бульбульминская делала мне глазки!» — отвечаю я.
Стало быть, первое испытание прошло неплохо.
Послышался смех.
«Но ты не знаешь, как мой отец богат! — чванилась принцесса. — Я уж не говорю о дворце, но в одном из сел у него есть такое большое стойло, что, войдя в дверь, пастух не видит коровы, стоящей у противоположной стены». — «Подумаешь, какое диво! — отвечаю я. — У моего отца есть такой громадный бык, что если бы к одному рогу этого быка привязать меня, а к другому тебя, то, аукаясь изо всех сил, мы не услыхали бы друг друга!»
— Вот так вранье! — раздается восторженное восклицание. — Значит, ты заполучил невесту?
— Нет, я не выдержал третьего испытания.
Ауста хочет уйти, но остается.
— Так что ж она такое выдумала, что даже тебя превзошла во вранье?
Рассказчик опустил голову.
— Она сказала, что любит меня и обещала стать моей женой! Я и поверил.
— Какова модуляция? — шепнул Оле Булль Эдварду.
Наступает довольно долгое молчание. Но Ауста Гальдбрунн — правда, теперь уже не Гальдбрунн, а Стённерсен — выступает вперед и говорит с раздражением:
— Как бы то ни было, она правильно поступила: уж лучше быть обманщицей, чем дурой. А кто верит обманщику, тот дурак!
В толпе заволновались:
— В самом деле! Опять он поддел нас! Опять мы попали впросак! Ах, проклятый! Давайте выгоним его отсюда!
И парни засучивают рукава.
— Меня выгнать? — усмехается рассказчик и усаживается на скамью. — Значит, вы так и не узнаете, как Оле-пастух разогнал полчище троллей.
— Это всё басни! Ступай отсюда!
— Но ведь вы же знаете песенку:
— Знаем. И что же?
— Так вот, он и разогнал злых троллей…
— Враки!
— Но я это видел сам! Собственными глазами!
— Ты?
— Конечно! Иначе не стал бы рассказывать! Я не Иенс! Сам за себя отвечаю!
— Ну, в последний раз еще можно выслушать твои бредни! Но берегись, если опять…
Все окружили рассказчика, и он начал подробно описывать, как Оле-пастушок вышел ранним утром на опушку со стадом и начал играть на своем рожке. Только раздались первые звуки рожка, краешек зари выглянул из-за фиорда, а там и яркое солнце хлынуло в долину…
Наследник добрых троллей вскочил на скамью и пропел:
Торольф подошел со своей скрипкой и начал наигрывать задумчивую мелодию; с каждой минутой она звучала все громче… И выходило так, что именно песня пастушка вызвала солнце. Увидев это, Оле сел на траву и отложил рожок.
— А тролли? — нетерпеливо спросил кто-то.
Скрипач взглянул на рассказчика, взял несколько резких аккордов, и шмель в глубине скрипки загудел явственнее.
— Только бы этот пастух не уснул! — послышалось восклицание.
Рассказчик кивнул. Да, на горизонте притаились недобрые тучи, а в полдень они заволокли все небо…
Торольф сделал паузу и рванул струны.
— Крепкий сон сморил бедного Оле. Ведь вызвать солнце — это нелегкая работа! А злые тролли обступили его, свистели и шипели, визжали и бесновались, хлопали крыльями и больно били по лицу. Овцы жались к своему пастуху и жалобно блеяли…
Все это изображал и Торольф.
— Неужели он не смекнул, что происходит?
— Смекнул. Он достал свой рожок и приложил его к губам. Сначала его и слышно не было, а потом…
И пока скрипач, сменив причудливый эпизод на спокойную, чистую мелодию, играл, подражая напеву рожка, и в самом повествовании появилась первоначальная медлительность. И все узнали, как постепенно бесхитростная пастушья песня смутила злых троллей и они исчезли. А Оле продолжал играть, пока не скрылась последняя тучка…