И сейчас он видел перед собой результат. Брат, которого он с момента рождения его невесты призывал к тому, чтобы смириться с мыслью о самом ее существовании и закрыть глаза на тот факт, что она человек. Которого учил не ненавидеть и не презирать из всего рода людского лишь ее – свою невесту. Брат, которого он научил уважению к своей нареченной и привил ему стремление сделать ее жизнь счастливой и спокойной насколько это возможно. И Анна, которую всю ее сознательную жизнь вел к смирению и покорности Судьбе. Которую полюбил всем сердцем, но настойчиво толкал в объятья другого, поскольку знал, что она не его. Не может быть его по определению!
Он сам добился того, что происходило. Сам толкал их друг к другу. И даже знай заранее, что полюбит эту девушку, поступил бы так же. Потому что у него не было выбора. Все, на что он положил последние двадцать восемь лет своей жизни – сделать своего брата достойным правителем, сильным императором. Это было условием его собственной потребности – обрести свободу. Он не был рабом, но задыхался в императорском дворце. Он не был пленником, но не мог просто уйти. Он не был наследником, но обязанности, что возложил на него отец однажды, превосходили даже его собственные. С самого детства проклинаемый каждым встречным на своем пути, все чего он желал – не быть Бастардом. Он рос в ненависти и отчуждении, и тем, в которых росла Анна, было очень далеко до тех, что переносил и терпел Хасин. Анна плакала ночами от обид и боли, а он не мог, потому что знал, что эту слабость ему не простят никогда. Он не желал разочаровывать отца, который любил его за всех прочих вместе взятых. Алиман никогда не заступался за него, никогда не пытался оградить его от всего, что лилось на маленького мальчика со всех сторон. Он просто дал ему возможность отомстить однажды всем тем, кто превратил его жизнь в ад. И в какой-то степени Бастард был благодарен отцу за это – невмешательство и возможности. Именно такая жизнь сделала Хасина тем, кем он был горд быть. Не хватало лишь одного – свободы.
И сейчас это понятие стало еще более ценным, в свете того, как сильно он желал находиться подальше от двух самых любимых людей, для которых был третьим лишним. Пока он мог терпеть эту боль, глядя, как Анна сближается и влюбляется в своего принца, а он искренне привязывается к ней. И пусть еще не любит, Хасин не сомневался, что и сердце брата однажды будет порабощено прекрасной человечкой.
Но что будет потом, когда они станут супругами? Каково ему будет наблюдать за их счастьем со стороны и уже не иметь права вот так запросто приходить в покои своей Амани и читать ей сказки?! Что будет с ним, когда она станет носить под сердцем ребенка своего мужа?! Когда будет любить его всем своим чистым и светлым сердцем? Когда уже не останется места для него, Хасина?!
Бастард боялся даже представить, что ему доведется стать свидетелем всего этого. Большей, чем уже есть, боли он не выдержит. А точнее, не пожелает терпеть. Довольно. За все, что есть в его жизни, плата – боль. И он готов отказаться от всего, лишь бы прекратить страдать.
- Я не понимаю того, что он вызывает во мне, - со вздохом произнесла Анна, просительно взглянув на Хасина.
- Ты выросла, Анна. Вот и весь ответ. Ты уже не девочка - ты становишься женщиной. А это совершенно другие чувства, эмоции и ощущения. Кассиан пробуждает в тебе все это. А для тебя это ново, слишком остро и пока еще неприемлемо. Но не стоит бояться, - мягко говорил беловолосый демон, прекрасно понимая, что волнует юную девушку.
- Это любовь? – тихо прошептала Анна, глядя на него с непонятным выражением в глазах – то ли страх, то ли ожидание.
- Пока еще нет, - покачал головой Хасин. – Всего лишь желание.
- Желание чего?
- Большего, Анна, - хмыкнул демон. – Твое тело, ведь ты иначе чувствуешь себя, когда Кассиан прикасается к тебе?
Анна несмело, но честно кивнула.
- Что ты ощущаешь?
Хасин спрашивал, и терзался болью от понимания того, о чем они говорят. Это было трудно – наблюдать со стороны, а не давать самому: первые уроки поцелуев и ласк, первая страсть и восторг от близости. Ему никогда не познать этого. И с каким-то садистским чувством, что должно было напоминать ему о том, что Анна не его, он говорил сейчас на эту тему. Он словно старался убеждать себя не сорваться, не предать брата и не забрать то, что предназначено ему Судьбой. Эта боль должна была контролировать его собственные желания и потребности, которые горели в крови с каждым днем все сильней.
Приходя каждую ночь в покои Анны, он осознанно мучил себя: смотрел на нее, любовался ее красотой, держал ее в объятьях, пока она безмятежно спала на его плече или груди, прижимаясь всем телом и не понимая, как подобная близость влияет на демона. А Хасин сходил с ума. И порой казалось, что он вот-вот сорвется. Но та невинность, то доверие, с которым Анна смотрела на него, с которым шла к нему, с которым открывалась, не позволяли Бастарду сделать этот последний шаг и взять то, что хочется.
Анна неловко пожала плечами и виновато посмотрела на Хасина, не зная, как объяснить.
- Закрой глаза, - понимая, что шагнул на опасную дорожку и что ему потребуется вся его выдержка, произнес Хасин.
Принцесса тут же выполнила сказанное, не задумавшись, не проявив недоверия или опасения, не поставив под сомнение тот факт, что он может сделать что-то не так.
- Вспомни тот момент, когда ты была с Кассианом.
Анна тут же с легкостью мысленно оказалась на кладбище, под порывами холодного ветра, но согретая близостью принца.
- Окунись в это воспоминание с головой. Сосредоточься на том, что чувствовала тогда, а я тебе помогу.
Анна закивала головой, глубже погружаясь в воспоминания.
Тонкие пальцы Хасина коснулись ее лица, скользя подушечками по щеке вниз, а перед глазами был Кассиан, с его хитрой улыбкой на губах, полной превосходства и игривости.
Хасин обвел контуры личика с закрытыми глазами, а Анна видела перед собой принца, который гипнотическим взглядом смотрел на нее, не давая отодвинуться и даже дышать нормально. Дыхание и сейчас сбилось с ритма, лишь слегка, но разве мог пристальный взгляд серых глаз не заметить этого? О, как же мало нужно было ей, чтобы тело начало просыпаться вопреки воле разума! И пусть причиной тому воспоминания о другом, но разве не мог помечтать и вообразить Бастард, что дело в его руках и пальцах, в его прикосновениях и ласках?
Демон молчал, не желая нарушать волшебство фантазии Анны, лишь продолжал прикасаться к ней, дурея от собственной смелости, на которую едва ли еще когда-либо осмелится: он способен удержаться и проконтролировать себя сейчас, сосредоточенный на том, чтобы запомнить все происходящее в мельчайших деталях. А после он уже не сможет остановиться лишь на этом. Бастард всегда славился своим контролем над эмоциями и чувствами, всегда умел держать верх над своими потребностями и отвлекаться от них. Никогда не было проблемой возобладать над теми или иными эмоциями. С Анной этот контроль летел ко всем чертям! Но разве могло быть иначе, когда он любит?!
Анна словно снова была на кладбище в объятьях принца: тело охватывали знакомые ощущения, когда Хасин касался ее кожи, когда пальцы одной руки скользнули в волосы, легонько массируя затылок, заставляя откинуться на крепкую ладонь, невольно чуть выгнувшись. Горячее дыхание опалило открытую кожу горла, но ничто ее не коснулось. Вместо пуговиц на форменном платье, пальцы мягко сдвигали края халата – всего на сантиметр по контуру, но и этого было довольно, чтобы ощутить запретность происходящего. Но как и тогда с Кассианом, так и сейчас с Хасином, Анна не смогла сказать хоть что-то, уплывая на этих ощущениях туда, где разум, стыд и мораль отходили на второй план. Лишь на краю подсознания мелькнула мысль, как же легко она поддается происходящему.
- Расскажи мне, - шепот на ухо, - что ты чувствуешь. Что ощущаешь. Что хочешь. Тебе нравится?