Я сглотнула образовавшейся в горле ком и сжала края сидения настолько сильно, что побелели костяшки на руке.
— Что-то с Мишей?
— Ага.
Боже. У меня даже голова закружилась.
Я быстро заморгала и кое-как выдавила из себя следующий вопрос.
— Что с ним?
Стрелецкая снова склонилась ко мне и тихо ответила.
— Мне недавно наши парни написали, что Мишке сегодня в скорую вызывали. Им охранник Решетниковых сказал. Они заехали за ним в два часа, а охранник их не пустил. Сказал парням, что если они будут бухать также как Миша, то у них тоже сердце не выдержит, представь.
Я накрыла влажный лоб ладонью и хрипло выдавила.
— Так он же не пьёт.
— Миша?! — воскликнула Оксана, а потом спохватилась и зашептала, — ты давно его видела Маш? Да он два месяца не просыхает. Он теперь с нами редко тусуется. Не знаю с кем и где он пьёт, но если с нашими бухает на аллее, без драки редко обходится. Если кто-то про тебя плохо скажет — он в драку. Даже просто ситуацию обсуждаем и снова он дуреет… На нём уже живого места нет. С ним никто не связывается, Маш.
Я откинула голову на сидение и постаралась переварить тот кошмар, что свалился мне на голову. Дыхание перехватило, рот заполнился горькой слюной и меня снова затошнило.
— Примерно час назад мой Серёга дозвонился до Мишки, но он не стал ничего объяснять. Сказал, что поехал к себе на квартиру спать. Серёга хотел заехать, но он его послал. У него крыша едет, Маш, и никто ничего сделать не может. Люди боятся ему слова сказать. На учебу он не ходит, только работу вроде не оставил…
Меня трясло будто в лихорадке, а Оксана всё говорила и говорила… Её возбуждённый шёпот вклинивался в подсознание и рисовал в голове картины одна страшнее другой.
Мои трудности не идут ни в какое сравнение с Мишиным кошмаром… Ему хуже, ему больнее, ему тяжелее… Я, пусть с трудом, но стою. А он похоже упал и подняться не может.
Мне надо ему помочь. Всё что угодно сделать, лишь бы вернуть прежнего Мишу…
Плевать на всё и всех, только бы с ним было всё хорошо, ведь если он пропадёт… Даже думать не хочу, что будет.
И почему я тогда с ним не поехала? Не захотела. Мало ли что я хочу! Мне надо было не в себя смотреть, а на него. Разглядеть в нём надломленность.
Покоя я хотела. Эгоистка. Да на хрена мне покой, если Миши не станет… Дура. Дура. Я эгоистка и дура. Он руку помощи у меня просил, а я его бросила.
Уже через час я стояла у Мишиного подъезда и пыталась вспомнить номер его квартиры. Подхваченая адреналином, я даже не помнила как сюда добралась, а когда пришла — растерялась: номер квартиры напрочь вылетел из памяти. Вот бы мне попасть в подъезд, внутри бы я точно разобралась.
И небо услышало мой призыв — из подъезда вышел мужчина и я смогла войти. Квартиру нашла сразу, а вот позвонить долго не решалась. Сердце отбивало бешеный ритм, а голова шла кругом от волнения.
Шаг. Второй. Позвонила.
Долгий гудок. Потом ещё один и глухие шаги за дверью.
Поворот ключа и я замираю.
Миша. Это он открыл мне дверь, но на моего Медведя этот Миша совсем не похож. Худой, на лице щетина и желтые разводы от синяков. Губы бледные, глаза мертвого человека — когда-то светло-голубые глаза друга сейчас поблекли и выцвели. На Мише были одеты только джинсы, поэтому я могла рассмотреть насколько сильно он похудел. Завершали страшную картину выступающие рёбра и впалый живот, на котором просматривались две большие ссадины.
— Маша? — первым отмирает Решетников, видно он тоже меня какое-то время рассматривал.
— Она, — тихо отвечаю я, — впустишь меня?
— Кто тебя прислал? — не пропуская меня вперёд, хрипло спрашивает Миша.
— Не поняла?
— Ну сама бы ты точно ко мне не пришла. Вот теперь гадаю — кто тебя подослал? И в чём подвох?
Глава 42
Я сбрасываю с плеч рюкзак и опускаю себе под ноги. Мне надо чем-то занять руки, чтобы Миша не увидел насколько сильно они дрожат.
— Значит ты меня не впустишь?
Решетников на секунду замирает, а потом медленно отходит в сторону, тем самым пропуская меня вперёд — в квартиру.
Дверь за спиной захлопывается, но Миша не обходит меня, поэтому я разворачиваюсь.
— Я хотела поговорить, — тихо начинаю я, глядя как Миша наваливается на дверь и прячет руки за спину.
— Не удивила, — отзывается бывший друг, — теперь все хотят со мной поговорить. Ты как? В общей очереди будешь стоять или эксклюзивный билет хочешь получить? Так можешь не стараться эксклюзивы все давно похерены, да и от бесполезных разговоров я устал... Ты не ответила на вопрос: кто тебя прислал, Маша? Просто ответь.
— Меня никто не посылал… Мы можем где-нибудь присесть? Я не могу так… на пороге говорить.
Миша сканирует меня внимательным взглядом, а потом отталкивается от двери и проходит мимо меня на кухню. При этом Решетников прихрамывает на левую ногу и идет довольно медленно.
На кухне пахнет алкоголем и таблетками. Стол, маленький холодильник, раковина — как и прежде это вся мебель. На кухонном столе горсть блистеров с таблетками, а рядом три бутылки с пивом. Одна практически полностью опустошена. На холодильнике стоит пепельница, полная окурков и лежит пачка сигарет.
Миша проходит мимо стола и смахивает горсть блистеров в мусорную корзину.
— Ты зачем..? — начинаю я, но он даже не оборачивается.
Убирает корзину под раковину и садиться на стул рядом с холодильником. Берет в руки пачку и неспешно закуривает.
— Зачем таблетки выкинул?
Миша затягивается и сквозь пелену выдыхаемого дыма, отвечает.
— Мне они не нужны. Я не просил их покупать.
— А кто купил?
— Хрен его знает. Когда пришел, они уже здесь лежали. Дед скорее всего.
— Миш, я сегодня в автобусе встретила Оксану и она мне рассказала про скорую и что с сердцем у тебя плохо…
— Вот значит откуда ноги растут. А я то думал… Надо Сереге язык укоротить. Да и Стрелецкой сказать, чтобы нос в чужие дела не совала.
— Миша, это очень серьёзно. И все переживают за тебя…
— А ты? Переживаешь? Поэтому прибежала. Из жалости? Так можешь убегать снова — я в порядке и в жалости ни в чьей не нуждаюсь.
Миша отворачивается к окну и складывает руки на груди
Стянув с себя куртку и шапку, я аккуратно складываю их на рюкзак и подхожу к Мише. Когда до парня остается шаг, я останавливаюсь.
— Чем я могу тебе помочь?
Решетников оборачивается настолько резко, что я отшатываюсь.
— Не надо подходить ко мне, Маша, а то данное обещание не касаться тебя, я возьму назад.
Я отхожу на шаг, а Миша продолжает.
— Хочешь помочь — давай сексом займёмся, мне точно легче станет. Тебе станет хуже безусловно, а вот мне точно полегчает.
От обиды я сжимаю губы, а потом тихо выдавливаю из себя.
— Зачем ты снова меня обижаешь?
— А я не обижаю тебя, любимая. Я накидываю тебе перспективу того, что случится, если ты не уйдёшь отсюда в ближайшие несколько минут.
Миша тушит сигарету и берёт початую бутылку со стола. Осушив её в один глоток, он откидывает голову назад на стену и внимательно смотрит на меня, через полуприкрытые ресницы.
— Тебе может денег дать? — неожиданно говорит Миша и тянется к заднему карману джинс, — вот… возьми и уходи. Куртку себе купи или что тебе там нужно… Уходи, Маш. Здесь больше нечего тебе ловить. Денег у меня осталось мало, отец сказал, чтобы зарплату мне перестали на карту сбрасывать, поэтому я скоро буду совсем пустой… Бери пока есть.
Миша бросает на стол две пятитысячные купюры и я холодею от очередной порции грязи. Сжав ладони в кулаки, я пытаюсь не расплакаться, настолько мне больно слышать Мишины слова. А потом… потом я беру со стола деньги и кидаю в Решетникова.
— Купи лучше себе… мозги.
Я разворачиваюсь, чтобы убежать, но парень успевает перехватить мой локоть и тянет на себя. Я пытаюсь вырвать руку, но безрезультатно. В итоге я оказываюсь в плотном кольце его рук и Решетников усаживает меня на колени. Убрав волосы с моего лица, парень хрипло тянет.