Но занавес на двери был отдернут рукой, отнюдь не принадлежавшей какой-либо леди. Это был сэр де Жарнак, празднично разодетый в черное с серебром, его лицо выражало вежливую озабоченность. У Иден вырвался звук, похожий на рычание.
Не смущенный таким приемом, де Жарнак внимательно ее рассматривал. Во время этого приятного процесса он убедился, что, хотя она и плакала, теперь все осталось позади, сон освежил ее и вернул ей прежнюю решимость.
— Я видел, как вы ушли. Вы, кажется, были чем-то потрясены. — Его язык чуть-чуть заплетался. Де Жарнак, которого так превозносил его лейтенант за способность перепить кого угодно, сегодня сам недооценил крепость вина. Иден, чьи заспанные и опухшие от слез глаза еще не очень хорошо видели, не сразу поняла это. Она смотрела на него, смущенная и безмолвная.
Приняв элегантную позу, он облокотился на боковину двери. Еще совсем недавно что-то побудило его прийти сюда, но теперь он не мог понять, почему он так поступил.
— Я волновался за вас, — медленно проговорил он. Глаза его сверкали, как у кота. — Я боялся, как бы вы не вылетели в окошко и не подкупили кого-нибудь из морских волков короля, предложив ему отплыть вместе с вами в Акру. Ведь вы получили весточку о муже, не так ли? — Непринужденность его тона была невыносимой. Она пожирала его глазами. Сейчас она ненавидела его всей душой. И он должен был чувствовать это.
— Я однажды предложил вам помощь, — вновь заговорил он, добродушная улыбка слетела с его лица. — Предлагаю ее еще раз. В самом деле, ваше счастье весьма заботит меня.
— Идите к дьяволу с вашей заботой, — процедила она сквозь зубы. — Мне не нужно ваше участие. Если вы знаете, что я получила новости, то, верно, вам известно, какие именно. Будьте же милосердны и оставьте меня в покое.
Ее последняя реплика прозвучала так, будто она сдалась. Ей нельзя сдаваться, нельзя думать об этом. Ему не удастся увидеть ее слезы.
Он криво улыбнулся:
— Боюсь, я не смогу этого сделать. Видите ли, Ричард, наш король, будучи сам примерным супругом... так вот, Ричард полагает, что я должен присмотреть за вами. Он особенно просил меня предупредить любые... эксцентричные действия с вашей стороны. Да и королева тоже думает, что о вас следует позаботиться.
Она ответила на его мягкую улыбку взглядом, полным неприкрытой ненависти. Он заметил швейные ножницы, лежавшие недалеко от ее руки, и прикинул ее шансы попасть в движущуюся цель. Иден глубоко вздохнула и поднесла кулаки к заплаканному лицу. Она почувствовала, что покраснела и что ее волосы, празднично завитые в колечки, распустились, придавая ей неопрятный вид. Де Жарнак, со своей стороны, выглядел так, как будто он никогда не сталкивался с жизненной неразберихой и не выходил за пределы королевской приемной в Винчестере.
— Пожалуйста, уходите, — произнесла она, сдерживая ярость.
Он небрежно шагнул вперед и остановился, глядя на нее сверху вниз. Иден начала чувствовать себя неуютно. Почему он так пялится на нее? Решив, что ей лучше постараться продолжить беседу, Иден спросила насколько могла безразлично:
— Раз уж вы не делаете то, о чем я вас прошу, может быть, соблаговолите рассказать мне что-нибудь о вчерашнем совете королей? Разговор с сэром Хамфри не касался этой темы, а мне хотелось бы узнать, что привело всех этих благородных принцев в наш лагерь. — Ей показалось, что он порядком ошеломлен этим вопросом. — И, — добавила она, пытаясь выяснить главное, — не означает ли их прибытие, что мы скоро покинем Кипр?
Он кивнул, ее любопытство действовало отрезвляюще.
— Ги Иерусалимский приехал просить Ричарда о помощи против Конрада Монферрата. Филипп Август объединился с маркизом, и это значительно усиливало позицию Конрада в борьбе за трон. Если Ричард возьмет сторону Ги, он получит помощь в завоевании Кипра, которое в таком случае будет весьма быстрым. Неплохая сделка. Ричард принял ее. Ему нужен Кипр. Кроме того, он не меньше вас хочет увидеть стены Акры. Так что вы можете благосклонно смотреть на Ги де Лузиньяна. Если не на меня, — закончил он, ухмыляясь.
— Могу ли? — Взгляд ее выразил презрение. — Даже лорд Торон высказал мнение, что Конрад, возможно, более подходящий человек. А ведь тот забрал у него жену.
Тристан вздохнул. Как же сильно нуждался злополучный Ги в помощи Ричарда! Львиное Сердце мог существенно посодействовать его слабеющему делу.
— Может быть, и так. Возможно, в этом даже есть смысл. Но пока время не пришло, мы будем на стороне Ги, поскольку мы люди Ричарда. И спаси нас Господь, в конечном счете все мы — Монферрат, Лузиньян, Плантагенет и Капет — присягали одному и тому же Кресту и конец у всех будет один. — В его голосе послышалась горячность, которая была ему раньше несвойственна.
— Как это должно радовать сарацин, — пробормотала она, заметив, что несколько растрепанных прядей явно портят его безупречную внешность, а лоб под ними значительно краснее, чем всегда, и, уж конечно, не по вине лихорадки.
— Саладин? — удивленно пробурчал он, заметив, что лицо ее смягчилось. — Конечно, он обращает это себе во благо, как же иначе? Человек столь топкого ума испытывает боль, безучастно наблюдая за постыдными играми недостойных врагов.
Проклятый Саладин! Ее глаза снова воспламенились презрением.
— Вы, похоже, испытываете очень сильное восхищение перед бичом всего христианского мира, — сказала она с вызовом. Сейчас он подошел совсем близко, и она уже не знала, что произойдет дальше.
— Нет. Но перед Саладином — да, испытываю, — мягко ответил он, предоставляя ей самой делать выводы. Весь мир для него сосредоточился в ее ясноглазом, недоверчивом маленьком лице, и теперь он не хотел больше ни говорить, ни слушать. На самом же деле он хотел... Тристан рассмеялся, поняв, чего он хочет. Он нагнулся и притянул ее к себе. Это вышло само собой, и, целуя ее, он ощущал какое-то бесовское наслаждение. Это походило одновременно на жажду и на ее утоление. Мгновение ее губы были мягкими, приоткрытыми, он чувствовал также упругую мягкость ее груди, тесно прижатой к нему. Затем в голове у него зазвенело от полученной звонкой пощечины.
— Господи Боже, сэр Тристан! Вы что, с ума сошли?
Она стала бледной как смерть — оставалось надеяться, что она не лишится чувств. Он потер щеку, ни сколько не огорченный.
— Нет, не сошел, миледи. Возможно, я выпил немного лишнего. — Он чарующе улыбнулся. — По крайней мере, вы можете так думать, если вам нужно подходящее оправдание...
— Я? — От негодования она резко возвысила голос, глаза вновь метнули искры. — Зачем мне искать оправдание?
Он перехватил ее взгляд, прежде чем брань успела слететь с ее губ, и она медленно, дюйм за дюймом, опустила глаза. Он знал, что, хотелось ей этого или нет, она тоже будет помнить это сладкое соприкосновение их приоткрытых уст... Он подарил ей улыбку, от которой леди Алис впала бы в полуобморочное состояние, и резко повернулся, чтобы уйти. Серебристый плащ, сверкнув, взвился за его плечами.
Она бросила на него убийственный взгляд, запоздало схватившись за ножницы. Наконец она обрела голос.
— Почему? — выкрикнула она.
— Почему бы и нет? — донесся беспечный ответ через бархатные занавеси, и он, смеясь, застучал каблуками по ступенькам винтовой лестницы.
Свадьба получилась веселой. Тристан пожелал королю побольше радостей с его маленькой темнокрылой пташкой. Он совсем не был уверен, что хочет пожелать того же Стефану де ля Фалез и этой свободолюбивой соколице с яростными очами.
В башне Иден поднялась с измятой постели и запустила пальцы в паутину спутанных волос. Она никак не могла привести в порядок переполнявшие ее горестные мысли и чувства. Одно воспоминание свербило в ее мозгу и не давало покоя... В прошлый раз на пиру, когда сэр Джон де Валфран был сражен вином, а она через некоторое время очутилась в своей постели... Потом, когда она проснулась, в ее комнате ощущался аромат сандалового дерева. Такой же, как и сейчас.
Запах был легким, сладким, волнующим... таким же, как его губы. С проклятием, которое смутило бы даже самого пьяного рыцаря из сидевших в зале, она схватила ни в чем не повинные ножницы и метнула их в сводчатый проход. Тристан в это время достиг подножия лестницы, его голова продолжала кружиться, Хотя ноги уже остановились. Он тряхнул головой и сразу почувствовал облегчение. Его состояние вызывало недоумение — никогда прежде вино не оказывало на него такого действия. В своей жизни он выиграл не одно состязание с теми, кто считал себя непревзойденными выпивохами, так что их уносили в постель прямо из-за стола. Иногда эта его способность приходилась очень кстати с чересчур жеманными леди, правда, в таких случаях он и сам покидал застолье. Конечно, все они были охочи до удовольствий, хотя многие из них спрыгивали с ветвей весьма древних фамильных древ. Но восхитительная леди Хоукхест, которую он, кажется, только что целовал, была, увы, не из таких. Она имела цель и посвятила себя поиску. Для него это было слишком утомительно. Однако он был рад, что поцеловал ее. Это было весьма приятно.