— Ты еще смеешь говорить о сыне? — исступленно крикнул Лейб и, схватив ребенка за шиворот, подвел его к матери. — Смотри, какой он у тебя грязный! Замарашка. Нос скоро начнет гноиться. И все из-за твоего колхоза!
— Колхоз заботится о нашем ребенке больше, чем ты. Колхоз открыл детский сад, а ты нарочно не пускаешь Йоську туда. Почему, спрашивается? За одну паршивую коровенку ты бы продал и меня и сына.
Терпение Ханы вконец иссякло. Она чувствовала, что так дальше жить нельзя. Что ни день, тем противнее становился ей муж с его мелкой душонкой, с его жадностью к наживе.
И вот однажды ночью, после очередной ссоры, Хана, взяв на руки ребенка, ушла из дома, постучалась к тетке и приютилась у нее вместе с сыном.
Всю ночь Хана глаз не смыкала. Несколько раз подходила к окну посмотреть, что творится у нее в доме. Там было светло, кто-то суетливо ходил по комнате.
— Переставляет мебель, — шептала про себя Хана. — Почувствовала, гадюка, что меня нет, и расхозяйничалась там…
С щемящей болью в груди она, не шевелясь, пристально глядела издали в окна своего дома, глаз от них не отрывая. Потом вернулась к ребенку и пыталась уснуть. Но едва она погружалась в дремоту, как перед глазами вставала Рася, а в ушах раздавался скрип передвигаемой в доме мебели. Ей казалось, что она явственно слышит, как там хозяйничает Рася, и снова тоска сжимала ей сердце. Так она промучилась до рассвета, а едва блеснула заря, Хана поспешила на виноградник и с обычным усердием принялась за работу.
Неожиданно на улице показалась легковая машина. Она на минуту остановилась; спросив что-то у прохожего, шофер повернул к дому Лейба Марейника.
Завидя у себя во дворе автомобиль, Лейб выскочил из дому, а вслед за ним Рася. Из машины вышел высокий, стройный мужчина с портфелем под мышкой. Он с живостью подбежал к Лейбу и Расе и приветливо пожал им руки.
— Поздравляю вас, поздравляю! — несколько раз повторил он, тряся им руки.
Лейб растерянно глядел на гостя, не зная, с чем его поздравляют.
— От всего сердца поздравляем! Такой почет, этакое счастье!
Через несколько минут весь двор был полон соседей.
Лейб бросался от одного к другому, благодарил всех, а Рася, тараща глаза, подбегала ко всем поздравлявшим и без конца повторяла:
— Заходите в дом! Заходите! Но у нас такой беспорядок, я еще не успела прибрать…
Внезапно прибежала запыхавшаяся Хана. Завидя издали, что машина подкатила к воротам ее дома, она не вытерпела и стремглав пустилась к себе во двор.
— Чего сбежались?! — с горечью воскликнула она. — Свадебку его отпраздновать, что ли?
— Мы пришли разделить с тобой твою радость, — отозвался кто-то.
И тотчас вслед за ним другой подхватил:
— Поздравить тебя пришли.
— Меня поздравить? С чем? С тем, что я…
Не успела Хана досказать свою мысль до конца, как к ней подошел прибывший на машине человек и, пожав ей руку, сердечно приветствовал:
— Поздравляю с правительственной наградой!
Хана широко раскрыла глаза:
— Меня с наградой?
Приезжий вытащил из портфеля газету, развернул ее и указал Хане на какой-то список, в котором красным карандашом была подчеркнута ее фамилия. Она взяла газету и хотела прочитать, что там написано, но газета запрыгала у нее в руках, и Хана успела только прочитать заголовок: «Список награжденных орденом…»
— Мне? Орден?
Она вся затрепетала от радости, и две крупные слезинки, две светлые жемчужинки, блеснули на ее густых черных ресницах.
Лейб взглянул на Хану и опустил глаза. Он почувствовал, что в эту минуту потерял что-то большое, бесценное.
«Ни за какие деньги этого не купишь», — промелькнуло у него в голове, и горькое сознание невозвратимой потери острой болью сжало его сердце. Он хотел подойти к Хане, сказать ей что-то, но ноги его были точно прикованы к земле, и он не мог двинуться с места.
Хана между тем пришла в себя, оправилась от смущения.
— Чего же вы тут стоите? — обратилась она к гостю и собравшимся людям. — Раз это мой праздник, так пожалуйте ко мне в дом. Тут уже не мой дом, в новом моем жилище и отпразднуем награждение.