С момента отъезда в Англию Арман приезжал только раз на новогодние праздники и всего на неделю, и за эти мучительно короткие, в один миг пролетевшие дни у них получилось увидеться лишь трижды, потому что родители, родственники и друзья едва не рвали его на части, не оставляя влюбленным ни малейшего шанса побыть вдвоем столько, сколько хотелось бы. Сабина скучала по Арману весь год, с трудом продираясь сквозь унылые будни от одного его звонка или письма до другого, и, только разговаривая с ним по телефону или читая его немногословные, будто на ходу написанные послания, она выходила из некоего подобия анабиоза, в котором пребывала все это время. Она не жила – она существовала в своем холодном, лишенном его любви и тепла пространстве, и ни общение с друзьями, ни забота родителей, ни погружение в учебу не могли заменить ей любимого. Ей не хватало его глаз, его рук, его улыбки и заразительного смеха, это была буквально физическая потребность: ей нужно было видеть, слышать и чувствовать его рядом с собой постоянно, он был необходим ей как воздух, как вода, как небо и солнце.
Она ходила на занятия, встречалась с друзьями, отвечала улыбками на внимание поклонников, но все это было как будто не с ней, словно она параллельно проживала две жизни: одну, иллюзорную, – среди обычного окружения, другую, настоящую, – в Сети. К сожалению, Арман звонил и писал реже, чем обещал, объясняя это своей перманентной занятостью и значительной разницей во времени, и она очень старалась верить ему, потому что любое сомнение было бы губительным для их и без того переживающих непростой период отношений. Главное, что он по-прежнему любил ее и каждый раз говорил ей об этом, нашептывая в трубку нежные слова, а звонил ли он ежедневно или раз в месяц – это, по большому счету, было неважно (по крайней мере, она усердно пыталась себя в этом убедить).
Словом, она все так же жила любовью Армана и надеждой на его скорое возвращение, а все остальные события ее жизни проходили мимо, едва замеченные и осмысленные ею. Родители, видя, что́ с ней творится, предпринимали безуспешные попытки воскресить их озорную, жизнерадостную дочь, но нынешняя, замкнутая и нелюдимая, Сабина душила на корню все их начинания. Она искренне жалела о том, что расстраивает самых дорогих ей людей своей апатией и полным безразличием ко всему, что не касалось непосредственно Армана, но ничего не могла с собой поделать. Ни покупка нарядов, ни поездки в горы и на пикники, ни прочие развлечения, которые то и дело затевали ее отчаявшиеся мама и папа, не могли вернуть улыбку на ее осунувшееся лицо или зажечь счастливый блеск в ее печальных, будто выцветших глазах.
Поздним пятничным вечером пребывающая в глубоком замешательстве Сабина пыталась решить, в чем пойти на дискотеку, и никак не могла определиться. Аида должна была заехать за ней через двадцать минут, и Сабина постепенно впадала в состояние тихой паники.
Весь этот день она была чуть веселее обычного, и причин тому было предостаточно. Экзамен она сдала, как всегда, на отлично, впереди вырисовывался отдых от трудов праведных, а заманчивая перспектива вновь, впервые за целый год, очутиться в клубе заставляла бурлить молодую кровь. Кроме того, она надеялась, что Арман позвонит или напишет в ближайшее время – может быть, даже сегодня или завтра, и от этой мысли сердце стучало немного быстрее, а румянец на щеках играл чуточку ярче.
Однако сейчас нужно было все-таки выбрать что-нибудь из одежды, и она в растерянности взирала на открытый настежь шкаф, в котором, несмотря на его максимальную загруженность, никак не могла найти что-нибудь подходящее, отчетливо осознавая, что надеть ей, как водится, было нечего. В короткой красной юбке-шотландке она смотрелась бесподобно, но, пожалуй, чересчур вызывающе для ночных прогулок без кавалера, а в черной, чуть ниже колена юбке-карандаше – слишком чопорно. Стильное синее платье средней длины подошло бы идеально, но было очень теплым – в такую жару она рисковала свариться в нем вкрутую, а легкий сарафан с голубыми цветами был скорее дневным вариантом, чем вечерним. Парадно-выходной черно-белый костюм с короткой юбкой и клетчатым жакетом выглядел излишне торжественно, а льняной, с широкими шортами и блузкой без рукавов, – совсем просто. Оставались еще до тошноты надоевшие джинсы и черные брюки, но с каким верхом их надеть? Сабина перебрала уже дюжину маек и рубашек, и все они чем-то ее не устраивали: то длинными рукавами, то отсутствием рукавов, то чрезмерно глубоким вырезом, то глухим воротником-стоечкой. Взмокшая от переодеваний, она расшвыривала не прошедшую конкурс одежду по комнате, когда на ее пороге появилась Елена Александровна, держа висевшую на плечиках любимую шелковую блузку Сабины.