– А если он действительно не может? Вдруг там что-то серьезное и ему надо быть с ними? – Было непонятно, что двигало папой в этот момент – пресловутая мужская солидарность или стремление утешить Сабину, но, так или иначе, уверенности в его голосе не чувствовалось.
– Может быть, – у нее не было ни сил, ни желания спорить, тем более с папой, поэтому она даже не пыталась возражать. – В общем, не важно, но раз он не приезжает, мне незачем бездельничать все лето, с понедельника начну искать работу.
Родители переглянулись, и мама, вздохнув, села на пол рядом с Сабиной и обняла ее за плечи.
– Знаю, что ты меня не послушаешь, но ты все-таки попробуй так не реагировать. На самом деле, это ведь не конец света, случаются вещи и похуже. Давай будем оптимистами и будем надеяться на лучшее – на то, что все образуется…
– Как образуется, мам? Я так долго его ждала, думала, мы наконец увидимся, а он… Почему он так со мной?
– Ну, он наверняка не специально. Возможно, обстоятельства и впрямь сложились так, что у него не получается приехать. Так бывает.
– Бывает, только я не понимаю, с чего вдруг ты стала его защищать, – от удивления Сабина перестала шмыгать носом и подняла на маму недоумевающий взгляд.
– Просто я стараюсь быть объективной, тебе ведь это трудно: ты разочарована, а я смотрю на ситуацию со стороны.
– А по-моему, ты просто стараешься меня успокоить, – догадалась Сабина.
– Ну, не без этого, – мама улыбнулась, глядя на свою заплаканную, но уже почти пришедшую в себя дочь. – Как бы то ни было, ты должна знать, что мы рядом и ты всегда можешь рассчитывать на нашу помощь и поддержку, а вместе мы как-нибудь прорвемся, ведь так?
– Так, – Сабина кивнула, благодаря Небо за то, что оно послало ей таких чудесных, понимающих родителей, и тут же почувствовала, как по ее лицу вновь заструились слезы, только на этот раз это были слезы радости.
И все же депрессия, в которой Сабина пребывала весь прошедший год, усугубилась: она практически разучилась улыбаться, почти не выходила из своей комнаты, в которой читала, рисовала, слушала музыку или часами лежала на кровати, глядя в потолок. Ей казалось, что из ее жизни ушла вся радость и в ней не осталось ничего, что могло бы сделать ее хоть чуточку счастливей. Она с усилием проживала тягучие, лишенные смысла дни, но настоящим кошмаром для нее стали ночи: томительно-длинные, беспросветные, душные, они были полны тоски по Арману и нестерпимой жалости к себе. Каждую ночь она проигрывала в схватке с неумолимой бессонницей и под утро, поверженная и изможденная, сдавшись на милость ненавистной победительницы, садилась на подоконник и до рассвета смотрела в бледнеющее небо, и лишь нерушимость небесного свода и умиротворяющий блеск его светил дарили если не избавление, то хотя бы временную защиту от безысходности ее измученной душе.
Арман регулярно звонил и писал, пытаясь компенсировать свое отсутствие клятвами в самозабвенной любви, которая поможет им преодолеть все преграды, но ее не впечатляли его пламенные речи: она бы предпочла, чтобы он доказывал свою любовь на деле.
Аида с Тимуром уехали в путешествие, и звонить им на далекий Тенерифе, чтобы поделиться своими проблемами, было бы, по мнению Сабины, бестактно, а больше ни с кем из друзей и знакомых обсуждать эту тему она не могла.
Родители, не в силах смотреть на ее страдания, по-прежнему старались ее расшевелить, устраивая в высшей степени увлекательные, с их точки зрения, походы на выставки, спектакли и концерты, и Сабина, чтобы не огорчать их отказом, безропотно посещала все мероприятия, но вряд ли кому-то от этого было лучше. Она лишь ненадолго прерывала свое затворничество, взирая на происходящее апатичным взглядом, а потом возвращалась обратно, становясь все более неразговорчивой и угрюмой, а теряющие надежду мама с папой хватались за голову, не зная, чем еще ее удивить.
Она даже не пошла на выпускной по случаю окончания университета, понимая, что не выдержит вечера общения с теперь уже бывшими однокурсниками и друзьями, отвечая на неизбежные вопросы об Армане и планах на будущее, ведь при всем желании она не смогла бы сказать ничего определенного ни по одной из этих одинаково болезненных для нее тем, потому что ситуация с Арманом была неясной, ситуация с будущим – в плотном тумане.
Тщетные попытки составить резюме предпринимались в течение месяца, и каждый день она садилась за стол с намерением завершить этот труд, и всякий раз после пары часов напрасных усилий хоть что-то добавить к уже имеющейся информации: имени, дате рождения и контактным данным – бросала это занятие. Голова была одновременно тяжелой и пустой, и все раздумья рано или поздно сводились к ощущению полной бессмысленности ее существования.