Было начало июля. Клонился к закату еще один одуряюще-нудный день в череде похожих друг на друга как две капли воды тоскливых будней, не приносивших ни облегчения от изнурительного зноя, ни освобождения от безрадостных мыслей. Сабина, как всегда, сидела в своей комнате, глядя невидящим взглядом в монитор. Очередная потуга дописать резюме грозила по традиции обернуться провалом, и она уже готова была сдаться, в который раз отложив этот труд до лучших времен, когда в комнату, тактично постучав, вошел папа.
– Что делаешь? Опять мучаешь резюме? – голос его звучал подозрительно бодро и весело.
– Типа того, – она отодвинулась от стола, понимая, что все равно неспособна написать сегодня ни строчки.
– Можешь прерваться? Мы с мамой хотели с тобой поговорить. – Вид у папы был такой лукавый и загадочный, что она была заинтригована: что могло так взбудоражить ее обычно уравновешенного родителя?
– Конечно! Прямо сейчас?
– Да, чего тянуть-то? Ждем тебя в гостиной. – Амир Каримович заговорщицки ей подмигнул и вышел из комнаты.
– Иду.
Сабина захлопнула ноутбук и последовала за папой, на ходу размышляя о том, какой еще сюрприз припасли для нее неугомонные родители. С одной стороны, она была уверена, что речь опять пойдет о каком-нибудь культурно-развлекательном досуге, призванном отвлечь ее от скорби по Арману и дум о никчемности ее жизни без него. С другой стороны, сегодня она почему-то волновалась больше обычного; чем ближе подходила она к гостиной, тем сильнее колотилось ее сердце и потели ладони.
Перед входом в комнату она задержалась на пороге, чтобы настроиться как можно более натурально изобразить радость по поводу их новой затеи, потому что очень не хотела расстраивать их своим безразличием к тому, что на самом деле ничуть ее не интересовало. И хотя с каждым разом ей было все сложнее притворяться, она все-таки надеялась, что у нее получится выразить хоть каплю благодарности за те чудеса понимания и ангельского терпения, с которыми они к ней относились.
Но, едва войдя в зал и увидев небывало воодушевленные лица мамы и папы, она поняла, что сегодня все и впрямь будет иначе. Сев на краешек дивана, она вопросительно поглядывала на родителей, явно собиравшихся сообщить ей нечто экстраординарное. «Может, решили завести еще одного ребенка? – мелькнула у нее внезапная догадка. – А что, маме только сорок четыре, папе сорок шесть, почему нет? Было бы классно!» Однако озвучить свое предположение она не рискнула, предпочитая дождаться их версии.
Амир Каримович не выдержал первым:
– Ладно, дочь, не будем тебя интриговать. Устали мы смотреть на твои страдания… Хотя, если честно, нам и непонятно, что ты так по нему убиваешься, но это уже другой вопрос. В общем, мы решили отправить тебя на учебу в Лондон, поближе к твоему принцу.
Сабине показалось, что она умрет от разрыва сердца прямо здесь, на этом самом диване. Разве может человек вынести вот так вдруг свалившееся на него счастье без какого-либо ущерба для своего физического и психического здоровья? Она медленно переводила растерянный взгляд с матери на отца и обратно, пытаясь понять, в своем ли она уме и не розыгрыш ли это. Конечно, она знала, что родители не сыграли бы с ней такую шутку, но поверить услышанному было непросто.
– По-моему, ребенок не очень рад, – Елена Александровна улыбалась, глядя на ее побледневшее от потрясения лицо.
– Я очень… очень рада. Вы даже не представляете себе, как я рада… – Сабина с трудом ворочала языком, выговаривая слова почти по слогам. Она все еще была в шоке, но постепенно приходила в себя, и на ее губах расплывалась сияющая улыбка. – Но как? Куда? Где я буду учиться?
– Мы нашли для тебя курсы дизайна интерьера, постдипломная программа – поучишься годик, опыта поднаберешься, а там посмотрим. Все-таки Колледж искусств и дизайна Челси – это вам не хухры… ну, вы поняли. – Спохватившись, что едва не сказанул лишнего, папа благоразумно замолчал.
– Папка! Мамочка! – Сабина наконец пришла в сознание окончательно и буквально взорвалась от восторга. – Какие же вы у меня! Как же я вас люблю!
Она вскочила с дивана и бросилась по очереди обнимать родителей, рискуя задушить их в своих объятиях. Это было какое-то чудо, невыразимое словами, нереальное, фантастическое! Могла ли она мечтать о чем-либо подобном?!