На следующий день, в воскресенье, Сабина, проснувшись в полдень по алма-атинскому и в семь утра по лондонскому времени, долго лежала рядом со спящим Арманом, любуясь его густыми, чуть подрагивающими во сне ресницами, его осунувшимся, но от этого еще более красивым и мужественным лицом, его широкими плечами и сильными руками. И как могла она целый год обходиться без него, не слыша его голоса, не видя его глаз, не чувствуя на коже его неровного дыхания? Год жизни был прожит зря, и какое все-таки счастье, что теперь они будут вместе постоянно! Жаль, конечно, что жить им придется отдельно, но уж несколько раз в неделю она, наверное, сможет у него оставаться? Или он у нее?
Через пару часов Арман наконец пошевелился и, протерев заспанные глаза, сразу потянулся к своему телефону.
– Доброе утро! А ты не хочешь для начала меня поцеловать?
– Ой, солнце, я и забыл, что ты здесь. – По-видимому, сонному Арману тактичность была несвойственна.
– Ну вот, приехали, – изогнув бровь, Сабина устремила на любимого недоумевающий взгляд.
Арман понял, что ляпнул лишнего и нужно было срочно исправлять ситуацию.
– Просто это так… здорово и необычно – просыпаться с тобой, что я к этому еще не привык.
Он выглядел таким растерянным, что она смягчилась:
– Ладно, прощаю, привыкай. – И все же спустить ему с рук это вопиющее хамство она не могла. – Но в наказание за бестактность готовишь мне кофе. Надеюсь, хотя бы кофе у тебя есть?
– Конечно, и даже сухое молоко где-то завалялось. Сейчас устроим пир на весь мир. – Он чмокнул ее в щеку и, вскочив с постели, пошел на кухню варить кофе.
Сабина оглянулась в поисках чего-нибудь легкого, что могла бы на себя накинуть, и остановила взгляд на голубой рубашке Армана, брошенной на спинку стоявшего в углу кожаного кресла. «Классика жанра», – подумала она, глядя на себя – босую и лохматую, в мужской рубашке – в зеркало большого, естественно, черного платяного шкафа, занимавшего едва ли не половину спальни. Интересно, в этом гробу найдется место для ее вещей, если она периодически будет у возлюбленного ночевать? Она по очереди отворила все дверцы шкафа, но ее ждало разочарование: все полки и штанги были плотно забиты одеждой Армана и не было никакой возможности впихнуть туда что-то еще.
Внезапно ее внимание привлекла вещь, явно не принадлежавшая к мужскому гардеробу: в углу на полке лежала скомканная блузка оттенка бешеной фуксии. Разрываясь между отвращением и любопытством, Сабина взяла кофточку кончиками пальцев и, вытащив на свет, решила рассмотреть ее получше. «Хм… И кто же эта обладательница розовой блузки сорок второго размера? Вот уж не думала, что ему нравятся девушки в теле». Она старалась сохранять спокойствие, но обида и ярость закипали в ее душе.
В этот момент в комнату бесшумно вошел Арман, и Сабина, пойманная на месте преступления, замерла, сжимая в руках тряпку, действовавшую на нее, как плащ тореадора на быка. Мгновенно оценив обстановку, Арман на секунду растерялся, а затем улыбнулся самой обезоруживающей своей улыбкой и, подойдя к Сабине, осторожно отцепил ее пальчики от блузки и небрежным жестом закинул вещь обратно в шкаф.
– Так, Шерлок, даже не думай начинать! Это моя мама забыла, когда они в последний раз приезжали. Честно!
– Твоя мама носит такие цвета? Не думаю.
– Еще как носит, а что тут такого?
– Ничего, просто у тебя в шкафу лежит женская блузка, а в остальном все замечательно.
– Сабинка, пожалуйста, не делай из мухи слона! Я правду говорю! – Арман смотрел на нее умоляющим взглядом, и она поняла, что сдается. Не может она ему не верить, не может и не должна. Иначе зачем тогда всё? Зачем все годы их общения, ее приезд сюда и грандиозные планы на будущее? Если она станет в нем сомневаться, все полетит в тартарары, а разве этого она хочет? О’кей, пусть это будет мамина блузка, черт с ним! Она вздохнула и буркнула:
– Не знаю почему, но я тебе верю. Но если найду что-нибудь еще – пеняй на себя!
Голос ее звучал угрожающе, но взгляд уже потеплел. И у Армана отлегло от сердца:
– Ладно, сыщик, пойдем пить кофе, а то остынет. – Обняв за плечи, он повел ее на кухню. – И между прочим, тебе очень идет моя рубашка!
– А мне вообще все идет… в отличие от тебя. Тот свитер, в котором ты был вчера, просто отвратителен. Пожалуйста, не надевай его больше.
– Чем он тебе не угодил?
– Терпеть не могу мужчин в канареечных расцветках, а от этого оттенка желтого у меня в глазах рябит.
– Но, дорогая, мы же в Лондоне, здесь можно носить все что хочешь. Это в Алма-Ате меня бы вряд ли поняли.
– А я тебя и здесь не понимаю, но если тебе наплевать на мое мнение, то вперед!