Катерина выпила содержимое чеплашки и снова легла, отвернув голову к окну. На дворе уже царствовала ночь: в комнату заглядывал молодой месяц, все небо искрилось от метеоритного дождя.
Катерина лежала в своей постели с закрытыми глазами. Возле нее суетилась Евдокия. Собрав вещи княжны, она направилась к двери из опочивальни. Вдруг за окном раздалось посвистывание. Больная открыла глаза и позвала няньку.
— Евдокия…
— Что, голубка? — обернулась та.
— Это Берджу. Приведи его сюда.
— Лапушка, одумайся. А ежели государь-батюшка дознается?
— Делай, что велено.
Через некоторое время дверь отворилась, и Евдокия вошла в опочивальню с юношей.
— Теперь же ступай, Евдокия. Позже придешь. Самовар поставь.
Та поклонилась и вышла.
— Не тревожься: мне ужо легче. Отец дознавался у меня о наших встречах. Справлялся, не собирается ли Берджу жениться? Обещался сосватать тебе какую-то сенную девку.
— Зачем ты мне это говоришь? — насторожился юноша.
— Ты не видал батюшку?
— Нет. Никто не знает, что мы были вместе тогда на острове. — поспешил он успокоить княжну.
— А твоя матушка?
— Я ей сказал, что за раками ходил.
— Берджу, бежать надобно.
— Хворая ты еще.
— Не беда. Полегчает, — отмахнулась Катерина.
— Далеко на юге есть море. Вот только карту бы добыть…
— У батюшки бумаг множество, поди и этот документ имеется.
— Я вот об чем тревожусь: далеко мы не скроемся. Хватятся скоро — хуже станет.
— Но и тут житья нам не будет. Разлучат.
— Подготовиться надо, — сказал Берджу. — Путь до моря длинный. Идти будем весну, лето и осень, покуда морозы не затрещат.
— Так ведь на дворе уж лето. А до следующей весны ждать никак нельзя: посватались ко мне. Они-то до весны дожидаться не станут.
За дверью раздались шаги, и, распахнув дверь, в опочивальню вошел Василий. Увидев Берджу, князь переменился в лице.
— Где Евдокия?
— За самоваром пошла, государь, — ответил Берджу и поклонился.
— Ты здесь еще по какой надобности? — грозно спросил князь.
— Евдокия позвала подмогнуть, — не краснея ответил парень.
— Ступай прочь, — холодно произнес Василий. Поклонившись, Берджу вышел.
Князь убрал руки за спину и стал расхаживать по комнате. Подойдя к окну, поглядел в него и развернулся к дочери.
— Почто ослушалась?
— Не разумею, батюшка, — тихо произнесла Катерина, поднимаясь с постели.
— Не велено было с холопом видеться. Почто своевольничаешь?!
— Так что ж мне теперича и вовсе запретно глядеть на простой люд? Может и Евдокию отымите?
— Не ерничай, Катерина…
В опочивальню влетела Евдокия:
— Ой, матушка! Схоронитесь: государь-батюшка вот-вот сюда пожалует… — но увидев Василия, стоявшего у окна, женщина застыла в испуге.
— Пошла прочь! — зарычал князь.
Евдокия поставила самовар и молниеносно исчезла из опочивальни.
— Об чем это она?! А!
— Батюшка, сжальтесь надо мной. В чем вы уличить меня жаждете?
— Ну, гляди, Катерина! Ежели еще раз застану его подле тебя, не жди пощады.
— Почто недоверие такое, батюшка?
— Ложись, не студись. На Яблоневый Спас под венец пойдешь с боярином Андреем. А покуда час твой не пробил, под надзором нашим пребывать станешь. Ложись, я пришлю Евдокию, — сказал отец и вышел из опочивальни.
Катерина забралась под покрывало и, уткнувшись в подушку, разрыдалась.
— Господь милосердный, пощади рабу Твою верную. Почто муки адовы терплю? Почто?! Не разлучай с милым моим, не отымай последнее счастье мое! Ни об чем боле не прошу. Молю только о жалости!
Она плакала от нестерпимой, щемящей боли в груди, от горечи и бессилия, от нежелания покориться злой судьбе, от своей беспомощности; от того, что сейчас лето, а не весна, от того, что она — княжна, а Берджу — крепостной, от того, что некуда ей податься и еще, и еще от чего-то. Наревевшись досыта, бедняжка заснула. И виделось ей во сне: будто стоит она в лодке, и та удаляется от берега все дальше и дальше, а Берджу, стоявший на песке, тает прямо на глазах, словно туман. И вот уж не видно родного берега, только черные волны норовят захлестнуть хрупкую посудину.
4
В трапезной горели свечи. Афоня вынимал из бронзовых треножников огарки, меняя их на новые свечи, и собирал восковые оплывы в берестяной коробок. Было тихо: за длинным сосновым столом ужинали только князь Василий и его дочь, Катерина. Они сидели по разные стороны стола, друг напротив друга; сидели молча, изредка перебрасываясь парой фраз.