«Предлагаю провести собрание в клубном кафе «Балалайка», о времени проведения прошу договориться предварительно».
«Хочет продемонстрировать контроль над ситуацией и проверить: стану ли я сам организовывать собрание для своего оплевывания», – оценил ход Хамовского Алик.
Выбор смерти – дело вкуса. Некоторые величественно восходят на эшафот, некоторых заносят или заводят. Алик предпочитал наслаждаться жизнью как можно дольше.
Он скомкал письмо Хамовского и отправил в урну. Это была ошибка.
Такую же бумагу получил и Задрин. Он согласился на собрание в клубном кафе «Балалайка» и прислал через Зябильник приглашение Алику, которое подписал: «коллектив телевидения».
«Анонимы, даже с поддержкой Хамовского», – огорчился Алик, дочитав приглашение, и отправил его вслед за бумагой главы города.
***
В съемочном павильоне телевидения маленького нефтяного города отстраненно сидело собрание. Вокруг торчало множество ушей и блестело такое же число глаз, но что происходило за этими датчиками внешнего мира – Алик не знал.
– Я рассчитывал своим примером привлечь вас к журналистике, – он искренне заговорил с коллегами, жаждавшими его смещения. – У меня это не получилось. Вам по- прежнему легче славить руководство организаций, чем работать на жителей нашего города…
Слова тревожили воздух, барабанные перепонки, мембраны микрофонов, отражались от стекол, гасились в звуконепроницаемых стенах и бесследно исчезали, словно забредшие в болото коровы.
«А может, послать их?..» – подумал Алик и продолжил:
– И вы за моей спиной, без какой-либо попытки организовать со мной переговоры, пишете кляузы про меня. Для индивидуальной борьбы – это нормальный способ, но почему вы не оставили мне шанса на диалог?
Молчание телекамер и телесуфлера было понятным, но молчание творческого коллектива, умеющего излагать, говорило о том, что умы волновали не публичные проблемы, а смена власти и получение доступа к распределению денег. Народ, зрители и информация были тут ни причем.
Тогда Алик решил обратиться к очевидному.
– Вы сами знаете, что произошло с нашим главным бухгалтером Пупик. Она то уходила на больничный, то ее выписывали на работу, и через полгода она умерла. Неужели никто не хочет разобраться в деятельности врачей? Я работаю в этом направлении, возможно немного резковато, но этого требует ситуация. Почему вы затеяли этот бунт в тот момент, когда мне наиболее сложно?
Опять ответом стало молчание. Коллектив телерадиокомпании жаждал вернуться к административной титьке.
***
Чтобы из камня сделать изделие надо отсечь все лишнее, чтобы из человека или из коллектива сделать нечто достойное, надо поступить аналогично, как бы ни было жаль осколков и стонущей заготовки. Алик отступил от истин мастеров, рассчитывая, что все само собой наладится, исходя из естественных стремлений журналистов к знаниям, информации.
О, как он ошибался! Хороший конь требует укрощения. Драгоценный камень не порадует глаз без огранки. Редкий человек обладает собственной волей к совершенству. Любое стадо без присмотра становится жертвой хищников или воров.
ТЕЛЕВИЗИОННОЕ СТАДО УХОДИТ К ИНОМУ ПАСТЫРЮ
«Пренебрегающий правом – от права и получит».
В помещении клубного кафе «Балалайка», где обычно заседали поэты, наговаривая стишки, среди которых иногда попадались душевные, собрались разгоряченные предчувствием снятия своего начальника сотрудники телерадиокомпании. За столом президиума важно восседали Квашняков, Бредятин и Солодов – юрист администрации маленького нефтяного города.
Пришла и съемочная группа в составе Павшина, вынужденного вернуться в маленький нефтяной город, и Ступорова. Оба работали в новом телевидении маленького нефтяного города, которое нефтяная компания создала для поддержки своих кандидатов на выборах в городскую Думу. Но Алик предусмотрительно отсутствовал.
Квашняков сидел в глубоком раздумье, вспоминая последний разговор с Хамовским.
***
– Ты его предложил в качестве главного редактора. Твоя ошибка. Если не снимешь сволочь любыми путями – заметь – любыми, то я уволю тебя. Понял? – сказал Хамовский.
– Понял, как не понять, – ответил Квашняков, пустив волну исполнительности по своему лицу-маске. – Уберем по высшему разряду.
***
И вот сейчас, глядя на сидевших перед ним телевизионщиков, Квашняков думал:
«Как это получилось у Алика, что при всей его заботе об этом коллективе, чего даже я себе не позволял, у нас-то премии всегда делились только в узком кругу, – все жаждут его снятия?»