«Заходили в кабинет и переклеивали», – сообразил Алик.
Слева раздались громогласные шаги, напоминающие поступь железного короля из сказки о Нильсе: это подоспела завхоз Фазанова, и глаза ее горели решимостью отстоять все, неважно что, но во что бы то ни стало.
– Это что вы делаете? – с гневным удивлением спросила Фазанова.
– Так и было, – профессионально соврал Алик во спасение.
– Как это – так и было?! – прорычала Фазанова и встала напротив двери, заслоняя телом поврежденные печати.
– Вот так и было, – ответил Алик, фотографируя поврежденную печать вместе с Фазановой.
– Да, как это, так и было?! – повысила голос до возмущенных тонов Фазанова и после короткой паузы закричала, ослепленная фотовспышками: – Так не было!
Чтобы сфотографировать дверь полностью, Алик взял Фазанову за ее толстое, пухлое предплечье и с силой отодвинул в сторону.
– Вы что, ерундой занимаетесь? – обиделась Фазанова, потирая излишне сильно сдавленную руку.
– Да не было тут ничего, – повторил Алик и сделал еще пару снимков.
– Ну, так вызывай тогда это самое,… – растерянно недосказала Рыбий, вышедшая в коридор.
– Сейчас опять начнется. Вы нас подставляете, – вскрикнула Фазанова.
– Я вас не подставляю, – попытался успокоить очумевшего завхоза Алик, одновременно оглядывая место действия. Он заметил лежащую на полу сорванную им татуированную бумажку, схватил ее и положил себе в карман.
– Вы смотрите, что делаете! Эта бумага должна здесь висеть, – прокомментировала Фазанова.
– Я тоже об этом же, – иронично согласился Алик и, видя, что дело сделано, направился к выходу из телерадиокомпании.
Тут Фазанова не выдержала. Она кинулась к полустеклянной двери и своим объемным телом, перегородила выход. Алик оценил оставшиеся щели и принялся оттирать Фазанову от выхода.
– Жора, иди сюда! – крикнула Фазанова, чувствуя, что Алика не удержать.
Задрин пребывал на своем любимом рабочем месте, то есть в курилке, располагавшейся на один лестничный пролет ниже описываемых событий. Услышав истеричный призыв Фазановой, он бросился по ступеням наверх, стуча подошвами, словно мухобойками. Выскочив на поле боя, он мигом оценил картину во всей ее совокупности и яростно вскрикнул, обращаясь к Алику:
– Ты сорвал бумагу!
– Я ничего не срывал, – не согласился Алик, уже с головой погрузившийся в эту игру.
– Жора! – воскликнула Фазанова, и в этом крике слышался призыв к мужской силе Задрина.
Задрин изо всех сил схватился за крепкую куртку Алика, так что Фазанова оказалась зажатой между ним и Аликом. Троица зашаталась под воздействием хаотических сил. Задрин притянул к себе Алика, так что их лица оказались напротив друг друга. Фазанова, словно бы расплющилась, и уже не произносила ни слова.
– Отстань! – бросил Алик Задрину тоном, в который вложил всю ненависть, какую только мог в себе раскочегарить, а выражение лица сделал таким, что Задрин в последующем заявлении в милицию написал:
«Его глаза стали настолько ужасны и безумны…».
«Солдат Питкин, сделайте зверскую рожу», – эту фразу Алик подслушал в старом комедийном кинофильме о войне и взял на вооружение. Манера Питкина часто помогала Алику избавиться от проблемных ситуаций.
Хватка Задрина ослабла.
– Жора, отстань! – прорычал Алик уже настолько убедительно, что Задрин отпустил его.
Алик, почувствовав свободу, удалился под бессильное восклицание Фазановой:
– Вы посмотрите только!..
Только вернувшись в стационар и уже сидя на больничной койке, Алик достал татуированную печатями и надписями бумагу и прочитал:
«Вскрыть по истечению ДОО «Скорпион». Опечатано УУМ ОВД, лейтенант милиции…»
Данную надпись удостоверяла печать общества с ограниченной ответственностью «Скорпион» и подписи сотрудников телерадиокомпании Задрина и Шакалкова, принятого по совместительству.
«И Шакалков на них работает. Мало того, что официальный сайт маленького нефтяного города завалил дерьмом на меня, так еще и пособничает, – оценил Алик. – Чем я ему-то навредил, вовсе не пойму? Работу дал легкую, жена его у меня работала без проблем…»
Тут Алик вгляделся в дату установки печати.
«Поставлена на два дня позднее, чем я ушел из кабинета, – продолжил анализ Алик. – Два дня кабинет пребывал на совести работников телерадиокомпании. Их можно обвинить в краже чего угодно».