1. Нет недостижимой миски.
2. Каждый вправе бороться за право обладания любой миской.
3. Каждый обладающий миской должен понимать, что его душа и высшее призвание выше права обладания миской.
***
Пояснение к пункту 3.
«Незнание души и отсутствие веры в нее, не освобождает от ответственности»
Смотрите, что накладывают в миску. Не воспринимайте на веру. Будите обоняние, внимание и ум. Включайте чувства. По опыту Буратино длинный нос всегда позволит выяснить, не является ли воспринятая и согласованная со зрением реальность нарисованной. Обман всегда имеет повернутую к зрителю доверительную сторону.
«Надувая мыльные пузыри через свернутую в трубочку бумагу и запуская их в полет с балкона пятого этажа, полет, сверкающий и переливающийся цветами бензина, разлитого в луже, – раздумывал Алик о прошло-настоящем, – я никогда бы не подумал, что именно подобные пузыри будут окружать меня во взрослой жизни и мне так же придется надувать их и наблюдать за полетом и сверканием фальшивых красок. В каждой квартире есть кусок тела этого мыльного пузыря. Переливаясь красками, он услаждает взоры живущих в этих квартирах. Эти пузыри куда устойчивее мыльных. И они уже не летят, это мы летим, вглядываясь в них, наше сознание летит. Сносит крышу, как говорят…»
СОЗНАТЕЛЬНАЯ ПРОВОКАЦИЯ
«Большинство людей от гусениц отличаются только размерами: то же стремление сливаться со средой, то же желание создать безопасный кокон, кончающиеся для всех без исключения вылетом в неизвестность».
Сорванная печать на кабинете главного редактора спустя несколько дней так и не была восстановлена, – это Алик заметил, проходя в бухгалтерию. Вторая печать, которой он и не касался, висела надорванной.
«Это мой шанс, – понял Алик. – Если мне подброшены наркотики или пропало что-то из предметов в кабинете, или я сам решу обвинить своих недругов в каких-либо пропажах, – то надо зафиксировать, что кабинет три дня находится без присмотра»…
– Мне угрожают, провоцируют на драку, прошу оградить меня от нападок Задрина, – насочинял Алик в телефонную трубку, как только на другом конце соединения ему ответил дежурный милиционер.
Конечно, повода большого не было. Задрин что-то сказал, махая руками, затем в корреспондентскую пришла комиссия из администрации маленького нефтяного города, чтобы объявить Алику замечание – пустяки по нынешним временам… Но Алик не захотел оставлять нанесенные удары без ответа и решил использовать приемы борьбы с ним, какие применяли против него его бывшие подчиненные против них самих.
Алик встретил милицию на пороге телерадиокомпании и сразу принялся пояснять:
– Действия Задрина я воспринял, как агрессивные, а тут еще комиссия из администрации., я прошел к двери моего бывшего кабинета, а на нем до сих пор нет печатей.
Словно бы забыв о Задрине, он провел милицию к своему бывшему кабинету и принялся фотографировать разорванные печати, постоянно напоминая о том, что кабинет стоял открытым, и в него мог попасть любой, у кого есть ключ. А ключ был у Задрина.
– Обязательно зафиксируйте этот факт, – говорил он милиционерам, а сбежавшиеся сотрудники телерадиокомпании, не понимая сути, принялись обсуждать обвинение в адрес Задрина.
Публяшникова смеялась, словно пьяная проститутка перед посещением очередного богатого клиента.
– Да вас же привлекут за дачу ложных показаний, – повизгивала она. – Мы же подтвердим, что Задрин вам не угрожал.
– Ну, дурачок, – покрикивала Аказянова. – Мы же подтвердим, что угодно.
– Трус и сволочь, таких садить надо, – кричала Фазанова, вытаращив глаза. – Сам все сорвал, драку тут учинил. Тебе еще повезло, что я не зафиксировала синяки на руках, как ты меня хватал.
– Надо вообще действовать против него его же методами, подделывать доказательства, – крикнул кто-то…
Под общее улюлюкание и осмеивание Алик написал хорошее заявление в милицию, главным мотивом в котором, конечно, стал не Задрин, а печати на двери его кабинета. Теперь Алик почувствовал себя защищенным от наркотиков, и оставалось только решить, надо ли инкриминировать Задрину в отместку пропажу оборудования телерадиокомпании, лежавшего у него дома: компактной профессиональной видеокамеры, которой он в свободное время уже несколько месяцев самостоятельно снимал видеоряд для нового фильма о городе, и проигрывателя видеодисков высокой четкости…
Коллектив телерадиокомпании маленького нефтяного города еще продолжал обсуждать происшедшее и вынужденно строчил объяснительные для милиции, а Алик надел наушники и опять ушел в книгу. Общение с самим собой дает ряд преимуществ: оно возможно в любой момент одиночества, при этом не надо ни с кем договариваться, тратить красноречие и деньги. Проблема лишь в возможностях воображения, на которое Алик никогда не жаловался.