Все было счастливо, ярко, радужно и хорошо.
Я абсолютно не хотела, чтобы что-то испортило этот момент. Никаких вопросов, опасений или разговоров, которые были необходимы.
Именно в этот момент зазвонил мой телефон.
Я застонала, и Мэтью, усмехнувшись, поцеловал меня в висок.
— Ничего страшного, если тебе это нужно.
— Какого хрена кто-то звонит во время громких заявлений об отношениях, — проворчала я, пытаясь изящно сесть.
Моя мать. Вот кто это был.
Скрыть экран было невозможно, и секунду мы с Мэтью сидели, уставившись на имя на дисплее.
— Мне не нужно отвечать, — сказал я. — Наверное, это неважно.
Но впервые я почувствовал легкий укол вины за то, что отправила маму на голосовую почту. Словно почувствовав это, Мэтью погладил меня по спине.
— Они все еще пристают к тебе из-за следующих выходных?
Положив трубку, я прикусил нижнюю губу.
— На самом деле, наоборот.
— Что ты имеешь в виду?
— Вчера она позвонила мне, когда я ехала домой с работы. После того, как она закончила информирование о предстоящих выходных, она просто спросила меня кое о чем... из ниоткуда. И в течение примерно пяти или шести минут мы говорили о вещах, которые даже отдаленно не имели отношения к Эшли.
Мэтью молчал. Наблюдая за тем, как я рассказываю, он позволил мне разобраться в том туманном хаосе, который царил в моей голове, когда речь заходила о семье. Но на лбу у него появилась небольшая морщинка, всего лишь одна морщинка беспокойства, проступившая на его коже.
— Что это? — спросила я.
— Ничего, Худышка. — Он поцеловал меня в губы. — Просто слушаю. Я рад слышать, что ты говоришь об этом.
— Лжец.
Его губы изогнулись в кривой улыбке.
— Обещаю, я не такой. Я не могу себе представить, каково это для тебя — видеть их с такой другой стороны. Для меня это достаточно сложно, а ведь я знал их всего пару лет.
— Что-то изменилось? Или я просто не заметила этого? — Наконец-то я озвучила свой самый большой страх.
Неужели я потратила годы, загоняя свою семью в угол и изображая их плохими парнями в своей жизни, тогда как, возможно, я была той, кто создавала пространство между нами, защищаясь так сильно, что у них даже не было шанса продолжать причинять мне боль?
— Худышка, я был там, помнишь? Они не видели ничего, кроме себя самих, и превращали Эшли в то, чего хотели.
— Знаю. — Я вздохнула. — Но разве я не должна признать, что люди могут измениться? Что, возможно, они пытаются искупить свою вину?
Мэтью повернулся, повторяя мое движение, чтобы создать барьер между мной и остальной комнатой, остальным миром. Он подпер голову рукой и уставился на меня сверху вниз.
— Да, люди могут измениться, но я также думаю, что они должны захотеть этого. Мы должны взглянуть на наши отношения и понять, что то, что они показывают нам, и есть настоящий человек. Изо дня в день то, как они относятся к вам, как разговаривают с вами и чего от вас ожидают, показывает вам, кто они такие. И вы должны им верить. Когда вы пытаетесь сделать кого-то не таким, какой он есть на самом деле, вы испытываете разочарование.
Возможно, в его словах не было горечи. Возможно, на его лице этого не отразилось, его глаза не были жесткими или холодными, а губы не были сжаты в жесткую линию. Но мое сердце болело, потому что, хотя он мог вести себя так, будто у него больше нет ран от его отношений, я слышала в его словах боль.
Я провела пальцем по его губам, ощутила прикосновение его щетины к подушечке большого пальца, пытаясь решить, была ли я наивна в отношении своих родителей и Эшли. Не проецировала ли я какие-то семейные фантазии на их действия.
— Могу я тебя кое о чем спросить? — тихо спросила я.
Он кивнул и поцеловал кончик моего пальца.
— Это то, что ты делал с Лекси?
Я знала, что лучше не спрашивать об Эшли. Возможно, я не смотрела на их отношения из первых рядов, просто мельком наблюдала, когда они были у нас дома, но я знала, что Эшли показала ему, кто она такая, даже если он этого не видел.
Мэтью тяжело сглотнул и выдохнул сквозь сжатые губы.
— Ты действительно хочешь поговорить о моей бывшей жене?
— Нет. — Я улыбнулась. — Э-э, да.
Его ответная улыбка была зеркальной.
— Немного, да. И она сделала то же самое со мной. Никто из нас не лгал о том, кто мы такие, но... Я думаю, мы оба предполагали, что сможем подогнать другого человека под ту форму, какой мы хотели бы его видеть.
Я кивнула.
— В каком виде ты хотел ее видеть?
Пока он думал, я на мгновение усомнилась в своем здравомыслии. Мэтью был женат пять лет, а я была с ним всего несколько недель. Почему я задаю эти вопросы? Чтобы мучить себя мыслями о белокурой красавице, с которой он официально связал себя узами брака? В колледже у меня были одни полусерьезные отношения, а затем шестилетняя «засуха» по моей собственной вине. Я проделала отличную работу, напомнив ему, что до сих пор — по большому счету — не имею ни малейшего представления о том, как поддерживать здоровые отношения.
— Я думал, она немного остепенится. Она была милой девушкой. Она охотилась за мной не из-за моих денег, потому что сама преуспевала, но она думала, что я присоединюсь к ее тусовочному образу жизни, и я решил избавить ее от этого, потому что мы были счастливы просто быть собой. Жениться на ней или на ком-то похожем на нее было тем, что я должен был сделать тогда. — Он покачал головой. — И я игнорировал признаки того, что это неправильно, потому что моя гордость была слишком велика. Я все еще чувствовал, что должен что-то доказать всему миру о том, кто я такой.
Пока он говорил, я не была уверена, что именно сказать, поэтому просто продолжала водить руками медленными успокаивающими кругами по его спине и бокам. Когда я увидела имя моей мамы в телефоне, я определенно не думала, что это приведет нас сюда.
Мэтью тяжело вздохнул, и я поразилась его способности объяснить мне все это.
— В наших отношениях не было ничего плохого, — продолжил он. — Просто два человека были несовместимы. Мы не были честны ни с самими собой, ни друг с другом.
Я несколько раз моргнула, переваривая услышанное, и он взял меня за подбородок.
— Что происходит в твоем мозгу? — он спросил.
У меня перехватило горло, и мне пришлось бороться с тем тяжелым чувством дискомфорта, которое охватывало мое тело всякий раз, когда появлялась моя семья. Как будто кто-то брал шуруп и выворачивал кости наизнанку, натянув корсет на ребра, я хотела оставить эти слова при себе, чтобы никто не мог судить о моих чувствах или мыслях, хотя, рассуждая рационально, я знала, что Мэтью так со мной не поступит.
— Честно говоря, я просто хочу, чтобы следующая неделя поскорее закончилась. Я чувствую, что у меня было бы больше ясности в отношении них. О том, как двигаться дальше, или если мы просто останемся прежними, понимаешь?
Мэтью обнял меня, и я обхватила его ногами.
— Худышка, если на следующей неделе они будут вести себя так же, как всегда, это будет их потеря. Ты ведь понимаешь это, да?
— Черт возьми, да, я знаю это. Я потрясающая.
Он весь затрясся от смеха, и мне стало легче. Это была единственная вещь в моей жизни, которая была ясна. Это было правильно.
Я крепко обняла его, иногда боясь, что достигну точки, когда действительно физически не смогу позволить ему уйти от меня. Мэтью Хокинс — моя личная разновидность крэка, леди и джентльмены.
Когда я вдохнула его чистый мыльный аромат, мне захотелось задержать его в своих легких, чтобы чувствовать еще долго после того, как он вернется на работу. Нет, я тоже не очень-то хотела пропустить начало сезона, но зная, что он чувствует то же самое, зная, что он так же хорошо понимает нас, как и я, было легко закрыть глаза, прижаться губами к его ищущим губам и забыть обо всем на свете на какое-то время. Совсем ненадолго.