Здесь я осекся. На пути гладко излагаемой версии появилось препятствие, которое совсем упустил из виду: анонимное письмо в прокуратуру, где убийцей Макарова назывался Чегин. По всей логике предполагаемых мною действий Ловчилы, подобное он совершить не мог, так как тогда становилось непонятным привлечение к этому делу брата убитой любовницы. Чтобы перестраховаться? Слишком громоздко и рискованно, могло не сработать. Скорее всего, эти два ложных следа исходили от двух разных источников. Вот так неожиданно вылез вновь вопрос: что же все-таки произошло в квартире Макарова и кто истинный убийца сотрудника уголовного розыска?
Мою заминку он воспринял с усмешкой, по-видимому, догадываясь, что не все гладко получается в моей версии. Так что сейчас не время для глубокого анализа, нужно попробовать «дожать» сидящего передо мной человека, чью причастность к совершению хотя бы одного из злодеяний я предполагал, правда, лишь на основании косвенных улик. Но в надежде на то, что он может дать слабинку, я продолжил:
— Потом, скорее всего, ты донимал его телефонными звонками. Делал короткое анонимное внушение по поводу якобы совершенного им преступления и подталкивал к явке с повинной. Твой тонкий расчет оправдался: он явился в милицию и признался в несовершенном убийстве. Но ты несколько промахнулся, считая Колмыкова законченным шизо-фреником и уповая на то, что следствие пойдет по легкому пути — признает его виновным в гибели Макарова и отправит на годы в психиатрическую больницу. Так вот, у Колмыкова схожая по внешним признакам с шизофренией, но вполне излечимая болезнь: маниакально-депрессивный психоз. Память при этой болезни восстанавливается. Вот он и припомнил высокого человека, который настойчиво внушал ему идею мести. Он даже вспомнил твою любимую поговорку: «Ловкость рук и никакого мошенства». Кстати, и я начал подозревать тебя, когда ты попотчевал меня этим изречением. Так как ваши встречи происходили на центральном рынке, мы и решили поискать тебя там. Рейд для нас закончился неудачно. Но поздним вечером этого же дня Колмыков был выманен из квартиры и сброшен с девятого этажа. Возник закономерный вопрос: за что так немилосердно обошлись с ним? Для кого представлял опасность больной человек? Но его заметили вместе со мной и быстро сделали вывод: идет розыск. Из криминальных дельцов центрального рынка, пожалуй, лишь господин Саврасов знал, кто я и с какой целью объявился там. Он явственно ощутил затхлый воздух следственного изолятора и вкус баланды. Нужно было срочно спасать положение. Пока не могу утверждать, что ты сам совершил убийство Колмыкова, для этого достаточно расплодилось выродков, лишь плати денежки, а вот что именно ты заказал его — уверен. Вот, в общем, и весь краткий курс истории твоих кровавых деяний.
— Красивая история, — Ловчила ухмыльнулся. — Только ее надобно подтвердить фактами, а их у вас нет. И выходит, это уже не история, а сказка, из которой дела не скроишь. А, начальник?
— Факты отыщутся, — пообещал я без особого энтузиазма. — А ты пока, уж извини, до утра у нас побудешь. Дам тебе ручку, бумагу и строчи свое признание.
Он хмыкнул:
— Предлагаешь самому себе срок накручивать?
— Насчет срока не беспокойся, похлопочу. Проведем обыск в твоей квартире, обнаружим что-нибудь интересное.
— Там чисто.
— Уверен? — я посверлил его проницательным взглядом, как бы подчеркивая этим, что мне известно больше, чем он предполагал. — А вдруг обнаружим в присутствии понятых пакетики с героином?
— Подбросите, — процедил он сквозь зубы, как-то конвульсивно дернулся и даже сделал попытку подняться.
— Сидеть! — осадил я его окриком и продолжил уже спокойным, но мрачноватым голосом: — Да если приплюсовать кассету с твоими предыдущими признаниями, то срок за хранение и сбыт наркотика тебе уже гарантирован. И хотя на смертную казнь в нас в стране мораторий, в зоне братва этого правила не придерживается. И стоит лишь довести до их светлейших ушей слушок о твоей связи с уголовным розыском, как тебя там приговорят к высшей мере и незамедлительно приведут приговор в исполнение. Ну, как перспектива?
Сказать, что в эти минуты я торжествовал, было бы сущей неправдой. «Дожимать» противника с помощью шантажа не в моих правилах, потому-то и на душе неуютно.
— Ну что, Кеша, утро вечера мудренее. До завтра, — поспешил я закончить наше общение и попросил выложить все из карманов на стол, в том числе и ключи от квартиры.
Он подчинился.
— За машину не беспокойся, — уже как-то по-дружески пообещал я.