— Это недешево.
— У первых поселенцев имелись кредиты… и они привезли существенно больше терраформирующего оборудования, чем им требовалось. А вот о чем они не позаботились вовремя, это о военной мощи. Оттого-то арджентяне и смогли их так легко захватить. Слева от вас, за центральным парком, первый оперный театр. Он и ныне действует. Но только зимой. А когда нагрянет здешняя зима, даже вы отсюда удерете.
Будучи тем, кто он есть, Ван в любом случае удрал бы куда угодно. Они приближались к сияющим зданиям на востоке, и Эмили продолжала указывать различные достопримечательности: «…консерватория… пост-Ардженти… ботанический институт… А вот впереди, на холме над нижним городом и гаванью, окруженный зданиями прямоугольник: Правительственная Площадь…»
Сонья повернула направо, покинув бульвар Независимости, и они попали на первую людную улицу, которую увидел здесь Ван. Дорога плавно поднималась мимо зеленых садиков на террасах. Этот парк окружали низкие белые каменные стены, и отнюдь не горстка народу прогуливалась там или сидела на белых каменных скамьях.
— Это общественный сад, точнее, его северная часть. За ней площадь и дворец Парламентской Ассамблеи, длинное здание с плоскими стенами.
Планетовоз замедлил ход и теперь уже почти полз в череде экипажей.
Дворец Ассамблеи оказался самым что ни на есть безыскусным из правительственных зданий, какое Ван когда-либо видел. Ни дать, ни взять, длинная белая каменная коробка с квадратными окнами, разделенными неровными промежутками и широкой низкой каменной лестницей посередине, ведущей к квадратному входу. Скандийский флаг трепетал на одиноком шесте над входом, и нигде никаких куполов, шпилей, минаретов, ничто не вздымалось над ровной крышей здания. Люди сновали туда-сюда по площади и несколькими кучками стояли на ступенях.
— Народно-Либеральная партия контролировала правительство, когда это строили, и сочла, что правительственные здания в других системах слишком помпезны…
Ван подумал, что Дворец Ассамблеи никто ни в чем подобном не упрекнет.
— Газоны вокруг здания считаются частью площади… а прямо внизу, позади него, гавань… увидите, если посмотрите налево, как холм спускается к нижнему городу и морю… Есть вопросы? — спросила Эмили.
— Не о площади, — ответил Ван. Его не отпускала мысль, почему у такой женщины нет поклонников. По крайней мере, насколько можно заметить. Он знал, что первый и второй секретари состоят в браке, но не видел их дражайших половин.
В Эмили была сдерживаемая прямота, которая привлекала Вана, хотя он не мог взять в толк почему. Но признавал даже теперь, отвлекаясь от серьезных мыслей. Впрочем, это подождет, ведь ему так много надо узнать, и перед ним столько нерешенных вопросов.
Глава 11
Как понять, что этично или морально? По общему определению, действия, которые соответствуют «правильному набору принципов», этичны. Определение вызывает вопросы. А чьи это принципы? На чем эти принципы основаны? Разработаны они в итоге основательных рассуждений исследователей-рационалистов? Или явлены божественным откровением? Значит ли это что-нибудь?
Древний автор утверждал, что раз Бога нет, то все дозволено. На деле же, есть Бог или нет, дозволено любое действие, которое не пресекут людские общественные структуры. А на каких принципах базируются эти структуры? На этических и моральных?
Вопрошая об этом, можно долго бегать по кругу, поскольку большинство индивидов желает иметь хорошее мнение о себе, а иметь его трудно, если определяешь свои же действия как аморальные и неэтичные. Например, геноцид можно обосновать как этическое средство поддержания расовой чистоты или как средство общественного выживания, а обе эти цели, чистоту и выживание, тоже можно легко обосновать, и они не раз рассматривались в ходе истории как этичные.
Существуют ли ценности и поведение, характерные для данного общества, сами по себе? Или их несут народу пророки и духовные вожди как Слово Божие, неизбежно более нравственное, чем то, которое могли бы отыскать ученые и специалисты по этике?
Теократии и другие сообщества, пользуясь религиозными мотивами, прибегали к геноциду, пыткам и войнам. Идеологии, не подкрепленные формальными религиозными учениями или установленными теократическими организациями, оказывались порой не лучше.
Очевидно заключение, что моральные ценности должны быть этичны сами по себе, а не в силу авторитета, религиозного или светского, или же безупречной логики. Это ведет к трудноразрешимым вопросам. Как кто-либо может определить, что этично, а что нет, не оглядываясь на авторитет, религиозную доктрину или общественную выгоду? И кому любое общество доверит право на такое суждение, особенно, если он не связан с авторитетом, доктриной или выгодой?