— Спасибо, — говорю я, но мне кажется неправильным принимать его соболезнования. Я уже давно не являюсь другом Кэм. Хотя, если брать конкретный отрезок времени, сколько времени нужно, чтобы перестать быть чьим-то другом?
Я познакомилась с Кэмерон на первом курсе. Мы были одного возраста. Обе взволнованные, напуганные и любопытные. Три года мы были соседями по комнате, лучшими друзьями, а потом мир перевернулся, с нашего последнего разговора прошло несколько лет.
До вчерашнего дня.
Что это означает?
Рис и доктор Келлер разговаривают, до моих ушей доносятся приглушенные голоса. Затем я улавливаю одно слово более отчетливо, чем другие — одно слово, от которого у меня в жилах застывает кровь.
Ребенок.
Кэм была беременна.
Еле видящим взглядом я изучаю ее фигуру. Плоский живот. Больше нет того огромного живота, которому я так позавидовала накануне.
— Что случилось? — Я словно со стороны слышу, как задаю вопрос.
Судмедэксперт смотрит на Риса, молча советуясь, как много мне можно рассказать.
— Я справлюсь, — говорю я, заставляя голос звучать ровно.
Рис спокойно берет меня за руку и присаживается рядом. И я вижу предупреждение в его глазах.
Последствия.
Он не высказывает вслух свои страхи. Ему и не нужно. Я была одной из последних, кто видел Кэм живой. Возможно, даже последней. Учитывая это, звонок детектива Вейла мог быть уловкой. Пригласить меня обсудить нераскрытое дело и загнать в комнату для допросов.
Руки покалывает. Я чувствую, как кровь отхлынула от конечностей, захваченная адреналином. У меня учащается пульс.
«Она умерла из-за меня».
— Ребенок выжил, — говорит доктор Келлер. — Такое случается очень редко. В утробе младенец остается жив всего несколько минут после смерти матери.
Меня охватывает облегчение, и я чуть не падаю на пол. Однако это длится всего мгновение. Если бы я не поехала к Кэмерон, то она, скорее всего, была бы жива. Я так и знала, что вчера за мной следили.
— Как это возможно? — спрашивает Рис.
— Я не занимаюсь этой стороной дела, — говорит доктор Келлер, — но кажется, кто-то вызвал полицию. Скорая успела вовремя.
Вовремя, чтобы спасти малыша. Но не Кэм.
Кто сделал звонок?
— Жертве перерезали бедренную артерию, — продолжает доктор Келлер, возвращаясь к телу. — Это стало причиной смерти. Она получила восемь ножевых ранений, но каждое ранение, — он указывает на глубокие раны на груди, — само по себе не было смертельным. Хочется верить, что преступник намеренно старался не навредить плоду.
Плод. Он произносит это так… формально… Я тяжело сглатываю. Я делаю то же самое — дистанцируюсь от преступления. В моем случае мне приходится. Я не могу идентифицировать себя с жертвой. Это слишком опасно. Рис вбил в меня это правило.
Но это же Кэм.
Когда я смотрю на ее бледное, безжизненное тело, словно все яркие цвета, которые делали ее живой, высосали из плоти, я не могу оторвать взгляда. Ужасная ирония состоит в том, что Кэм умерла так, как должна была я…
Какими были мои последние слова?
Я отворачиваюсь. Меня мутит.
— Где рана, ставшая причиной смерти? — ребенок Кэмерон должен был выжить. Мне видно достаточно, чтобы понять, что убийца не стал наносить Кэм ту же рану, что и мне. Это бы навредило бы ребенку.
— Хейл, мы должны уйти, — в голосе Риса слышится растущий страх. Чем больше я узнаю, чем дольше буду здесь находиться, тем хуже для меня.
Доктор Келлер быстро открывает ноги.
— Вот, — он имитирует траекторию, по которой оружие прошло через бедро. — Прямо под ее тазом. Достаточно глубоко, чтобы перерезать бедренную артерию, но недостаточно глубоко, чтобы задеть бедренную кость.
— Это было намеренно? — Спрашивает Рис.
Судмедэксперт хмурится.
— Я бы сказал «да». Кем бы ни был преступник, он достаточно умен. Разрез был сделан твердой рукой. Не колеблясь. Место также было выбрано неслучайно.
— В смысле? — Рис ничего не может с собой поделать: агент в нем должен знать ответы.
— Жертва быстро истекла кровью, но не так быстро, чтобы подвергнуть плод риску. Я не могу сказать со стопроцентной уверенностью, что это было намеренно, но я уже давно этим занимаюсь. — Он протирает очки. — Я доверяю своим инстинктам.
Редкое заявление для человека, занимающегося медициной. Я смотрю на Риса. Он питает уважение к тем, кто доверяет своим инстинктам. Это одно из главных различий между нами.
— Спасибо за честность, — говорю я доктору Келлеру. Он кивает, а я встаю, чтобы уйти.