Мокрая одежда прилипает к моему голому телу, пока я лихорадочно кусаю женские губы, засасываю ловкий язык, стукаюсь зубами об ее в попытке захватить как можно больше плоти. У меня, нахрен, просто снесло голову.
— Кил… — хрипит Тиффани, цепляясь ногтями за мои плечи. Одной рукой подхватываю ее за попу, а другой поднимаю выше подбородок, добираясь до нежной шеи. Вдыхаю неповторимый запах, вожу носом по гладкой коже и задыхаюсь от чувств, которые бушуют внутри меня.
— Ты понимаешь, что ещё под наблюдением врачей? Понимаешь, что тебе нельзя так опрометчиво скакать под холодную воду?
Говорю, а сам уже покидаю кабину, крепко держа в ладонях свою женщину. Мокрые струи стекают на пол, пока я, не прекращая целовать Барлоу, стягиваю промокшие насквозь тряпки и упиваюсь ее тихими стонами.
— Тебе плохо. Я не могу оставаться в стороне, когда ты страдаешь! Ох… — Тиф выгибается дугой, когда свитер летит на пол мокрой кучей, и мой язык накрывает горошину соска. Я кусаю, выкручиваю и целую свидетельство ее возбуждения, а руками сминаю округлые ягодицы, затянутые в мокрые джинсы. — Боже, Кил… Сбавь немного обороты… Я сейчас кончу, даже не начав.
— Так давай, Солнце, — опрокидываю ее мокрой спиной на кровать и стягиваю со стройных ног джинсы. Когда вижу, что Тиффани без белья, то в паху становится нестерпимо горячо. — Сладкая моя девочка.
Не успевает она ничего ответить, как я уже ныряю ртом между ее бедер. Секунда — я нащупываю языком нежную плоть, а Тиф моментально взрывается в удовольствии.
— Кончай, родная, — смотрю, как закатываются ее глаза, как расслабляется красивое лицо, как шире раздвигаются ноги, предоставляя мне полный доступ. И я больше не в силах терпеть.
— Я так тебя люблю, Солнце, — утыкаюсь носом в ее ушко и медленно вхожу, — ты — самое дорогое, что у меня есть, — толчок, — ничего подобного никогда не испытывал, — толчок, — горю весь. Рядом с тобой горю, — ускоряюсь и ловлю в плен своих глаз ее. Тиф роняет слезы и накрывает рукой ту половину груди, за которой тарабанит мое бешеное сердце.
— И я тебя люблю, родной. Я так тебя люблю! Это невозможно выразить. Никогда во мне не было таких эмоций. И тогда тоже не было.
Она топит меня в своих чувствах с головой. Мы срываемся одновременно. Летим навстречу друг другу, упираемся лбами, сцепляемся ртами и пальцами, пока наши тела сливаются воедино. И если бы я знал, что это наша последняя совместная ночь, то никогда бы не отпустил Тиффани из своих рук. Никогда.
Тиффани
С того момента, как мы залили всю нашу спальню водой, прошло чуть больше недели. Всю ночь Кил и я любили друг друга так, словно это было в последний раз. Мы снова и снова срывались в пучину удовольствия, пока не отрубились без сил в объятиях друг друга. А когда проснулись, то Киллиан сообщил, что уезжает.
— Но почему? — поднимаюсь на подушках, придерживая простынь на груди под красноречивым взглядом Хоггарда.
— Только что написал Карим. Нашли зацепку, но мне нужно быть лично. Это не в Лондоне.
— И сколько тебя не будет?
Не могу совладать с собственным голосом, который выдает все мое расстройство.
— Я не знаю, Солнце, — Кил опускается напротив и берет мое лицо в ладони. — Посмотри на меня.
Поднимаю веки и встречаюсь с голубыми озёрами его глаз. Теперь я явственно вижу, что он не хочет уходить. Ему так же тяжело, как и мне. Но у нас нет выбора.
— Я тебя люблю, — хриплый голос разрывает пространство, срывая с моих губ протяжный всхлип. — Я невероятно сильно не хочу тебя оставлять, родная. Сейчас мне тяжело. Но ты же знаешь, что у нас нет других вариантов.
— Я знаю.
— Все будет хорошо. Чарли и Ник с тобой. Веришь мне?
Обезоруживающая улыбка осветила его лицо, заставив сжаться сердце.
— Конечно. Я всегда тебе верила, — тянусь навстречу и обнимаю мужскую шею. Касаюсь голой кожей груди его оголенный торс и чувствую, как снова возбуждаюсь. — Я тебя очень люблю. Возвращайся скорее.
Но Кил снова ловит в плен мои губы, ныряя ладонями к бёдрам.
— Пожалуй, я ещё смогу немного задержаться. Иначе умру от стояка.