«Мы ж не претендуем на ту, которую в путных странах полицейским платят».
За этими сумбурными размышлениями Маштаков спустился к дежурной части. Напротив аквариума колготился настоящий цыганский табор: горластые золотозубые женщины, чумазые черноглазые детишки. Проходя мимо них, Миха инстинктивно придержал рукой карман.
В дежурке он поинтересовался:
— Чего у вас за представление?
Медведев привстал за пультом, рассматривая сквозь тонированное стекло отчаянно жестикулировавших в фойе цыганок.
— Гаишники в Прудках их барона тормознули. В дугу пьяный рулил. Сотрудников матом обложил, сейчас документируем. А эти, блин, набежали. Откуда только прознали?
— Принципиальные какие сотрудники ГИБДД, — похвалил Миха. — Мало им цыган предложил, что ли?
— Ладно, юморист, со своим разберись сперва, — начальник дежурной смены протянул густо исписанный листок.
— Это всё мне, что ли? — встревожился Маштаков. — Да здесь двадцать адресов. Я до Рождества Христова объезжать их буду.
Майор покосился на вновь замигавшую лампочку вызова.
— Потихоньку уже начинает доставать. Валер! — крикнул он помощнику. — Ответь по «02».
Поднял глаза на оперативника.
— Михаил Николаевич, мне даже неловко такого многоопытного сотрудника инструктировать, но видно, придется. Сколько ты объедешь, мне фиолетово. Мне нужно как минимум три реальных справки. Почему три?
— Знаю, — коротко кивнул Маштаков, — три — это система.
— Приятно иметь дело с профессионалом. Адреса на твой выбор.
— С кем еду?
— С Юрой-бешеным. Без вариантов, — дежурный жестом предупредил возможные возражения.
Оперативник двинул в гараж. Водители и механики, собравшись в круг, что-то бурно обсуждали. Ветеран Палыч, отдавший милиции двадцать два года с хвостиком без учёта срочной службы, завидев Маштакова, воскликнул:
— Михал Николаич, слыхал новость? Бориску Ельцина с должности сняли!
— Кто ж его снимет? Он же — памятник, — ответил Миха цитатой из бессмертных «Джентльменов удачи».
— По всем программам говорили в двенадцать. Ты не смотришь телевизор, что ль? — Живой, с сухим морщинистым лицом Палыч был взбудоражен важным известием, он всегда интересовался политикой.
— Юрец, поехали, покатаемся по городу, — Маштаков шлёпнул водителя дежурной части по плечу.
Усевшись на продавленном жестком сиденье УАЗ-3151, Миха только с третьего раза сумел захлопнуть дверь. В салоне казалось холоднее, чем на улице, изо рта шел пар. Юра завел машину с полтычка и с места ринулся вперед. Часовой, ковырявший валенком снег около КПП, заслышав рёв знакомого двигателя, поспешно отбежал в сторону. Маштаков с интересом покосился на припавшего к баранке водителя, яростно жующего жвачку. Увлеченный процессом, тот даже не поинтересовался направлением их движения.
Миха проложил следующий маршрут.
«Проедем через центр на Малеевку, там в седьмом доме на Сосновой прописан Рубайло. Потом поднимемся по Кирова, заскочим к Митрохину, его подраконим. А уж потом по объездной дотянемся до родимой Эстакады на автосервис к Димке Смоленцеву».
Последнего в списке не было, но Маштаков полагал, что как раз беседа с ним может принести результат. Димке есть что терять, он отошёл от криминала, семью завел, бизнесом занимается. Прошлой весной Миха ему серьезно помог в одной проблеме и теперь надеялся, что с памятью у Смоленцева в порядке.
— Куда едем, товарищ капитан? — спохватился Юра.
Выслушав пояснения Маштакова, водитель понимающе кивнул и врубил сирену. Воспитывать его было бесполезно, на каждый выезд он мчался, будто на пожар, которому присвоен высший ранг сложности. К слову, несколько лет назад Юра поработал водителем в пожарке, но разочаровавшись в огнеборцах, половину своих дежурств мирно спавших в караулке, перевелся в милицию. Светофор у кинотеатра они проскочили на красный. Пересекавшая перекресток по улице Карла Маркса зелёная «Нива» едва успела затормозить, пропуская летящий «УАЗик» с включенным проблесковым маяком.
Когда вывернули на Сосновую, Миха подумал, что всего в двух остановках отсюда — Иркина панельная пятиэтажка. Накатили воспоминания, как в октябре он припёрся к ней среди ночи пьянющий, как ломился в дверь, хотя Ира еще по телефону, когда он от Саньки Веткина трезвонил, категорически заявила, что не пустит. В итоге из квартиры, как поет набирающий популярность автор-исполнитель Трофим, «вышел хмурый дядя, заслонив плечами белый свет».