— Ой! — Женщина зажала ворот халата при виде возникших на пороге людей в серой форме.
Как будто было там чего смотреть, под халатом этим, кроме мослов.
Маштаков представился, Юра солидно козырнул.
— Кто там еще припёрся, бля?! — возопил из смрадных недр малосемейки налитый пьяной дурью бас.
— Мы уж с мужем помирилися, — женщина смотрела на милиционеров с укоризною.
— Разрешите, Вера Семеновна, пройти, — Миха легко подвинул хозяйку в сторону и прошел в комнату.
— Куда в сапожищах? — встречал его гостеприимно бас.
— Подотрешь, — оперативник счел претензии необоснованными.
Оглядевшись, он узрел стандартную картину запустения и нищеты, свойственную местам обитания человеческих особей, давно подружившихся с бутылкой. Короткие прожженные занавески, камуфлированные от причудливых пятен жира и иной бытовой грязи. Шелушащийся потолок с зияющими межпанельными щелями, из которых выкрошилась шпатлевка. Толстые, мрачные, во многих местах отставшие обои с плохо различимым геометрическим рисунком. Под потолком — старомодный светильник, у которого уцелел единственный изогнутый стеклянный рожок, в двух других патронах были ввернуты лампочки Ильича, резавшие глаза голым электрическим светом. Щелястый дощатый пол с облупившейся краской. Черно-белый ископаемый телевизор со снятой задней крышкой. Изображение на экране отсутствовало, а из ребристой пластмассовой решеточки динамика задорно гремела песня «Три белых коня».
Облаченный в рваный тельник багровомордый хозяин восседал за праздничным столом, упираясь в столешницу волосатыми локтями. В целях наведения резкости зрения, он прижмурил один глаз.
— Милицию вызывали? — казенным голосом спросил Маштаков.
Он, конечно, разглядел лежавший под рукой у мужика кухонный нож с наполовину сточенным лезвием и залапанной деревянной рукоятью. В качестве возможного орудия самообороны оперативник присмотрел табурет, кособочившийся по сю сторону стола.
— Да я сказала же вам, мы помирилися, — в голосе женщины проскальзывали нотки открытого недовольства.
— Я не спрашиваю, Вера Семеновна, помирились вы или нет, я спрашиваю, кто вызывал милицию, — Миха мысленно одобрил действия Юры, занявшего позицию справа и чуть позади хозяина.
Женщина призналась, что милицию вызывала она, звонила от соседей Курицыных. Они с мужем сперва поссорились, потом поругались, она была выпимши немножко, вот с дури бабской и позвонила. Никто ее не бил, пальцем никто ее не тронул, покраснение на роже это у нее аллергия называется. С балкона ее тем более никто сбросить не угрожал, а если бы и угрожал, это ж дурь голимая, они на втором этаже живут, под балконом — сугроб высоченный, глубоченный, чего тут страшного может быть.
— Выпей с нами! — Щетинистый вепрь-хозяин набулькал в мутный граненый стакан водки, судя по невнятной, косо наклеенной этикетке — палёной.
Подвинул эмалированное глубокое блюдо с салатом «оливье», обильно заправленным майонезом.
Маштаков подумал: а ведь приходилось ему пить вот в таких мразотных клоповниках такую вот левую водяру в кампании с такими неандертальцами. Подумал и передёрнулся от ненависти к себе.
Он отобрал у хозяйки письменное заявление о том, что претензий к своему гражданскому мужу Бабарыко С. Ф. она не имеет, телесных повреждений он ей не причинял, опасности для нее он не представляет, из принадлежащей ей на праве собственности квартиры увозить Бабарыко С. Ф. она милиции категорически не разрешает.
Теперь в случае наступления даже самых тяжких последствий никакой самый принципиальный прокурор не предъявит к Маштакову претензий. А если и предъявит, обломается.
«Фэци квод потуи, фациант мельора потэнтэс» говорили в таких случаях древние римляне.
«Я сделал всё что мог, кто может, пусть сделает лучше».
Миха переписал паспортные данные нигде не работающего гражданина Бабарыко в рабочую книжку. Тот настороженно следил за тем, как в руке милицейского капитана шевелился хвостик шариковой ручки.
Дописав, Маштаков встряхнул истрёпанным паспортом с отслоившейся обложкой и, протянув его мужику, сказал внушительно:
— Всё про тебя знаю теперь, Сергей Филиппович. Из-под земли достану чуть чего. А в час ночи заеду к вам, проверю обстановку!
В этой ситуации это было верхом его возможностей. Закон о милиции и Кодекс об административных правонарушениях запрещали изымать граждан из их жилища в отсутствие письменного заявления проживающих там лиц. Признаков преступления в действиях Бабарыко С. Ф. не усматривалось.