Тишина в лаборатории стала еще глубже после слов Никольского. Даже трансформаторы адаптера, до этого равномерно гудящие, казалось, немного притихли, будто прислушиваясь.
— Матрица? — наконец выдавил я из себя. — Вы хотите сказать, что они… как в том фильме?
— Я не знаю, о каком фильме идет речь, Леша, — Никольский взглянул на меня серьезно, — но если там люди служат батарейками для машин, то да, что-то в этом роде. Только у нас все сложнее.
— Сложнее? — Штерн поднял бровь.
— Роботы не просто выкачивают энергию. Они используют человеческий мозг как процессор, — ответил Никольский.
Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. А Штерн спросил:
— Как это работает?
— Мы еще не до конца понимаем, — инженер из будущего провел рукой по лицу, стирая капли пота. — Но у нас есть данные от освобожденных из плена. К несчастью, таких слишком мало, поскольку роботы вживляют в пленников систему самоликвидации, которая активируется в том случае, если пленники оказываются вне зоны действия того особого поля, которое излучают башни. Мы называем его «поле подчинения»… Так вот, роботы не просто насильственно подключают людей к своей сети. Они заставляют их видеть мир иначе. Люди в этих городках, построенных роботами для пленников, думают, что живут нормальной жизнью. Работают, едят, спят, общаются, словно нету никакой войны машин и людей… но, на самом деле, их тела подключены к системе, а их сознание находится в искусственной реальности.
— Какой кошмарный гибрид концлагеря и галлюциногенного бреда… — пробормотал Штерн.
Никольский кивнул, проговорив:
— Да. И самое страшное, — эти умные машины совершенствуют технологию воздействия на людей. Чем дольше человек подключен, тем сложнее его вытащить из их матричной системы живым и не свихнувшимся окончательно. Многие освобожденные сходят с ума или кончают с собой, потому что не могут уже принять нашу настоящую реальность, а не ту виртуальную картинку, которую транслировал им искусственный интеллект, пока они находились в плену.
Штерн нервно заерзал на табуретке, спросив:
— И что же? Неужели нельзя все это остановить?
Никольский проговорил без оптимизма:
— Ну, к тому моменту, когда я оказался здесь, остановить их не удалось. Только сопротивляться. Мы воюем, держим фронт, бьем ядерными ракетами по базам роботов, выводим из строя передатчики «поля подчинения», взрываем их башни, освобождаем пленных, даже научились перепрограммировать их боевых роботов, как видите. Но, это не дает кардинального перелома.
— Так вы же можете, как в том фильме, послать кого-то в прошлое, чтобы уничтожить создателей этих машин, — предложил я.
Но, Никольский сказал на это:
— А вот подобных технологий, представьте себе, у нас в 2093 году нет. У нас не построена ни машина времени, ни даже установка, подобная вашей, способная получать электроэнергию из атмосферы.
— Как же так? Неужели теория поступательного научно-технического прогресса дала сбой? — вмешался сам Вайсман, который до этого выходил на какое-то время в приемную к Марине, а потом, стоя у стены, занимался выведением мелом на доске, похожей на ту, которую вешают в классах или аудиториях, каких-то сложных формул, понятных ему одному.
И тут ополовиненный робот, которого перепрошил Никольский, перезагрузился, задергав металлическими руками и головой. Его глаза-камеры загорелись красной подсветкой, и он громко произнес металлическим голосом:
— Я рядовой красноармеец, боец Красной армии. Мой номер 001. Я готов к выполнению боевого задания. Передвигаться пешком не способен по причине отсутствия ног, но имею возможность стрелять из пулемета…
— Замолчи, железяка, — оборвал его Никольский.
И робот затих, но его глаза продолжали светиться.
— Они еще и говорящие? — удивился Штерн. — И почему эта машина считает себя красноармейцем?
Никольский кивнул, объяснив:
— В них встроены синтезатор речи с усилителем и с очень чувствительными микрофонами. А идентификацию с красноармейцем установил я во время перепрошивки, поскольку эти роботы не могут нормально функционировать, если базовая идентификация своей личности у них отсутствует. Дело в том, что в базовое ядро этих машин заложено определение самих себя. Это необходимо им, чтобы копировать поведение того или иного человеческого типажа и выполнять схожие задачи. Потому, учитывая текущие реалии, я перестроил самоидентификацию этой машины с убийцы всех людей, которые находятся в зоне досягаемости, на бойца-красноармейца. И теперь, благодаря самообучению, на этой основе восприятия себя, именно как военнослужащего Красной армии, начнет формироваться собственная виртуальная личность этого робота. То есть, он с этого момента будет подчиняться командирам и выполнять боевые задания по уничтожению врагов.